Любовь и другие мысленные эксперименты - [51]

Оставалось только радоваться, что зеркало в ванной не пыталось измерять ее интеллектуальную активность с той же дотошностью, как и показатели физического здоровья.

Надо было покрасить волосы. Теперь Артур ее не узнает.

Рейчел было шестьдесят восемь, на пять лет больше, чем матери, когда та умерла. Старухой она вовсе не выглядела, Рейчел вообще казалось, что мать в течение жизни почти не менялась. Может, секрет заключался в том, чтобы цепляться за каждый свой недостаток, за каждую слабость, за все те качества, что мешают жить. Наплевать на самосовершенствование, навсегда остаться упрямой, узнаваемой и неповторимой собой.

— Первым делом, как только проснется, — сказала ей администратор госпиталя.

Красить волосы было некогда. Она отвернулась от зеркала, прошлась по дому, закрывая двери. Окна были закупорены наглухо, чтобы поддерживать микроклимат и ограничить уровень радиации. Выходя из дома, она не стала использовать систему распознавания радужки, и сигнализация мигала, пока она не закрыла дверь вручную. До ближайшей станции Гиперлупа идти было недалеко. Рейчел уселась на жесткое пластиковое сиденье и стала смотреть, как за окнами кабинки разгорается день, как пробуждается жизнь там, внизу, под обвивающим город сверкающим путепроводом.

Отцу удалось прожить с Элизабет большую часть своей сознательной жизни. Правда, кончилось все тем, что он убил их обоих — в Бразилии, возвращаясь с очередной вечеринки. Несчастный случай, если, конечно, то, что человек, перебрав в гостях, сел за руль и повел машину по снискавшему себе печальную славу шоссе, можно назвать несчастным случаем. Джип сорвался с крутого обрыва, тела выплыли из окошка машины и проболтались в море несколько суток, а потому в морге Форталезы смогли провести лишь поверхностный осмотр. Однако Рейчел не сомневалась, что оба ее родителя в момент смерти были пьяны вдрызг. Так они жили, так и умерли. На бумаге все выглядело вполне логично, но осознание все равно далось Рейчел нелегко. Она никак не могла перестать думать о жизни, что ждала их впереди, об их работе, увлечениях, внуке, которому они были нужны. Для ее родителей всегда имело значение только настоящее. Текущий момент — плохой он или хороший. Никаких сожалений, никаких планов на будущее.

— Вот ведь какая свобода духа, — сказал Хэл, узнав, что Николас и Элизабет удрали из Англии в бразильскую рыбацкую деревушку. — Ничто их не держит.

Рейчел, считавшей, что родителей должен был бы удержать внук и желание дать ему то, чего никогда не получала она сама, трудно было взглянуть на ситуацию его глазами. Это она должна была быть свободной духом, юной и беспечной, делать выбор в пользу современных жизненных ценностей. И где теперь ее крепкий тыл?

Браслет на руке зажужжал, и она нажала кнопку наушника.

— Миссис Прайс? Рейчел Прайс? Это доктор Кросби с базы.

Рейчел уставилась на маленькую проекцию на запястье. Доктор сидел за столом, одетый вроде бы в синий костюм.

— Да?

— Я сегодня утром видел капитана Прайса и хотел бы поговорить с вами, когда вы приедете.

Значит, все-таки «первым делом, как только проснется» сын увидел не ее. Уже многое успело случиться. Осмотр врача, завтрак, анализы, результаты. Дорогие костюмы.

— Волноваться не о чем. — Камеру Рейчел не включала, и доктор Кросби не мог ее видеть, но, кажется, все равно догадался, насколько она растеряна. — Он просто немного дезориентирован. Мне хотелось бы переговорить с вами, прежде чем вы встретитесь.

— Ладно.

— Отлично. — Он откинулся на спинку стула.

На проекции теперь виден был только костюм, лицо стало похоже на крошечную розовую креветку в синем шерстяном море. И у Рейчел мгновенно возникла идея для нового карнавального наряда. Артур вернулся, а значит, она вполне может заняться ракообразными. Через три месяца новый Комик Кон, и морские чудовища придутся там ко двору, учитывая вновь разгоревшийся интерес к Жюлю Верну.

— Мне сообщат из приемного отделения, когда вы приедете.

Она выключила наушник. В ту ночь, когда родители сорвались со скалы, Рейчел звонила матери и оставила голосовое сообщение. Они не часто разговаривали по телефону, а когда это все же случалось, либо не понимали друг друга, либо понимали слишком уж хорошо. В общем, услышав писк автоответчика, Рейчел вздохнула с облегчением. Значит, можно было просто наговорить в трубку, как они с Артуром съездили в Диснейленд в день его рождения. Славно там повеселились, а потом встретили одного странного турка. Тот поначалу решил, что знаком с Рейчел, но после выяснилось, что он знал Элизабет в те времена, когда она была моложе, чем ее дочь сейчас.

— Просил передать тебе горячий привет, — сказала Рейчел. — Он теперь живет в Париже с женой, которую ты тоже знаешь. Селена, да? Очень милые люди, мам. Сказали, ты им помогла, когда они переехали в Лондон. Они у тебя, что ли, останавливались?

Если бы мать успела перед смертью прослушать сообщение, от нее не укрылись бы обиженные нотки в голосе дочери, безмолвный упрек в том, что она не познакомила ее с такой симпатичной парой и вообще ни разу не заикнулась о ее существовании. Рейчел тогда была молода и родителей желала видеть некими окончательно сформированными личностями, их юношеские метания, открытия и ошибки как-то не вписывались в шаблон. Теперь, став старше, она по-прежнему то восхищалась ими, то отчаянно на них злилась. Хотя, конечно, после того, как они погибли и приобрели завершенность хотя бы в этом смысле, стало проще.