Любовь и честь - [75]

Но не в характере Беатриче было помышлять о самоубийстве. Ветер освежил ее лицо и высушил слезы. Она попятилась от края стены, и, наверное, это и подтолкнуло Зепшу к решительным действиям. Карлица, конечно, могла воспользоваться ядом, чтобы отравить Беатриче, но она понимала, что если охранники вовремя доставят толкового врача, то ее попытка окажется напрасной. А даже если все пройдет гладко, такой подозрительно безвременной смертью могла заинтересоваться императрица, а уж ее врачи наверняка обнаружат яд. Зато если Беатриче в отчаянии бросится с колокольни, это никого особенно не удивит. Это будет как раз то, что нужно Потемкину, и то, что нужно самой Зепше.

И она ринулась вперед, выставив перед собой коротенькие ручки и визжа от напряжения, как делала всегда, когда решалась на отчаянный поступок.

Услышав ее не то визг, не то крик, Беатриче обернулась, машинально сделав шаг в сторону, и карлица с воем полетела вниз.

Всего мгновение понадобилось Беатриче, чтобы понять, что произошло. Она осторожно взглянула вниз, откуда донесся предсмертный крик карлицы, и увидела Зепшу, неподвижно лежавшую на гранитных ступенях.

И в этот момент Беатриче поняла, что я жив.

* * *

Потемкин полировал свой искусственный глаз, когда к нему в кабинет ввели Горлова. Светлейший вставил глаз в глазницу и сделал знак солдатам, чтобы они вышли.

— У меня есть определенные трудности с Кайреном Селкерком, — сообщил он, устремив пристальный взгляд на Горлова. — И вы, граф, должны мне помочь. Моя интуиция подсказывает мне, что ваш друг Селкерк рассказывал вам, что он послан сюда с секретным заданием, чтобы уничтожить монархию и здесь в России, и у себя в Америке, и вообще по всему миру.

— И что еще подсказывает вам ваша интуиция? — с холодным презрением поинтересовался Горлов.

— А еще она подсказывает мне, граф, что если вы расскажете об этом императрице, то сразу же удвоите ваше состояние. А если нет — то опять останетесь ни с чем.

* * *

— И он сам вам об этом рассказал? — спросила императрица Горлова, когда услышала, как он повторил ей слова, которые подсказал ему Потемкин.

Тон у нее был как у умудренного опытом судьи, который слышал так много лжи, что и правде теперь не всегда верит.

— Да, Ваше Величество, — поспешно, нарочито поспешно заверил ее Горлов. — Прямо на балу, данном в честь победы над Пугачевым.

Он стоял навытяжку перед императрицей, а за его спиной почтительно внимали разговору Потемкин и лорд Шеттфилд.

— Почему же вы раньше не предупредили нас? — спросила Екатерина.

Но Потемкин был готов и к такому вопросу.

— Ваше Величество, генерал Горлов был в смятении. Он воевал вместе с Селкерком и считал его верным и храбрым товарищем. Селкерк весьма популярен у женщин, и многие из них могли быть скомпрометированы, даже дочь лорда Шеттфилда.

Императрица бросила холодный взгляд на Шеттфилда и снова обратила взор на Горлова.

— И вы решили сообщить об этом сейчас, когда ваш друг арестован? — спросила она, словно давая возможность Горлову объясниться, почему он, всегда такой храбрый и прямой, сейчас ведет себя как трус и подлец.

Екатерина за свою жизнь повидала немало храбрецов, которых пообломали при дворе, и, вероятно, ее не удивило, что Горлов не стал исключением, но ему показалось, что в ее глазах мелькнуло разочарование.

Зато Потемкин, наоборот, благосклонно улыбался.

— Благодарю вас, граф, вы можете идти.

Горлов уже направился к двери, но тут вперед выступил Шеттфилд.

— Ваше Величество, поскольку Селкерк является американцем, а следовательно, подданным Британской империи, я чувствую вину за то, что вовремя не разглядел предателя, и прошу вас передать его нам. Мы сами повесим его, чтобы не ставить вас в затруднительное положение.

— Что? — рассеянно переспросила Екатерина, погруженная в свои мысли. — А-а… это пусть решит князь Потемкин. Что вы хотите сделать с ним, светлейший?

— Мы не отдадим его англичанам, — немедленно ответил Потемкин, и Горлов, остановившись у дверей, замер в ожидании. Потемкин заметил это, но, как ни в чем не бывало, продолжил: — Мы отрубим ему голову по русскому обычаю. Завтра на рассвете.

Когда Горлов вышел, императрица все еще сидела на троне, опустив голову, и о чем-то размышляла.

* * *

Из дворца Горлов отправился прямо в «Белый гусь». Он долго сидел в таверне, глядя на огонь в камине и не обращая внимания на попытки знакомых заговорить с ним. Только когда появились Макфи и Ларсен, он перекинулся с ними парой слов и вскоре ушел. Наверное, это был единственный раз, когда он ушел из трактира, не выпив ни капли.

Добравшись до своего прекрасного дома, купленного ценой собственной совести, Сергей не стал заходить туда, чтобы не прощаться с Мартиной Ивановной и Тихоном, а прошел сразу в конюшню. Там бродили два десятка кур, и Горлов, схватив одну из них, свернул ей шею и вскочил на коня.

Он скакал за город, к зимнему лесу, словно поджидавшему его. В сгущающихся сумерках Горлов остановил коня на поляне и, спешившись, несколько раз громко крикнул, чтобы прогнать благородное животное. Едва стих топот копыт, как Горлов кинжалом отрезал голову курице и обмазал кровью руки и грудь. После этого он просто уселся на снег и стал ждать.