Любовь и честь - [71]

— Что вы, нисколько, — я прокашлялся. — Просто мой путь к вам был несколько… э-э… необычным.

— Что, мои статс-дамы позволили себе лишнее? Надо будет поставить их на место. Они становятся просто несносными!

Екатерина не смотрела на меня, отвернувшись к пламени камина, но я видел, что она едва сдерживает смех. Разумеется, она сама придумала весь сценарий вечера.

— Надеюсь, вы придете в себя после этого потрясения.

— Я тоже надеюсь на это, моя королева.

— Может, вам будет удобнее называть меня Екатериной? — Она расстегнула алмазную пряжку, и соболиное манто, наброшенное на плечи, скользнуло на пол, оголив крепкие плечи и декольте, открывавшее ее грудь.

Я чувствовал, что надо мной подшучивают, и это не очень нравилось мне, поэтому я решил не оставаться в долгу.

— Екатерина, — сказал я. — Но ведь вас звали не так, когда вы только приехали в Россию.

Ее глаза блеснули. Она поняла, что я не задаю вопрос, а констатирую факт, и разгадала мое намерение повернуть разговор в более удобное для меня русло.

— Да. Тогда меня звали Фике.

— И вы не всегда были императрицей.

Ее тон сразу стал… нет, не то чтобы угрожающим, но предупреждающим.

— Никто… никогда… не говорит со мной об этом.

— Я не против стать исключением.

— Вы остроумны… Кайрен. — То, что императрица назвала меня по имени, показало ее отношение к моим словам.

— Я пытался подготовиться к встрече с вами, прочитал о вас все, что мог. Я прочел ваши любимые книги и все равно — вы совершенно правы — я нервничаю. Я никогда не управлял огромной империей и даже представить себе этого не могу. Поэтому я вспомнил, что вы ведь знаете, как это — быть обычным человеком.

— Хотите обезоружить меня? И что же вы еще знаете обо мне? — поинтересовалась Екатерина.

— Только то, что написано в книгах, и еще то, что книги — это ведь только книги.

Она взяла бокал с вином и сделала несколько глотков.

— Я родилась в Германии и была в дальнем родстве с королевской фамилией. В детстве у меня было всего одно нарядное платье. — Екатерина вдруг поняла, что слишком откровенна со мной, но продолжила: — Кто-то при дворе Фридриха Второго услышал, что императрица Елизавета ищет невесту для своего племянника Петра, наследника русского трона. Мое имя внесли в список кандидаток, и царица пожелала видеть меня в России. Мне было пятнадцать лет.

Как ни был я увлечен ее рассказом, но все равно не удержался от вопроса:

— А вы знаете, почему Елизавета выбрала именно вас?

— Тогда не знала. Оказалось, что царевичу нравились немецкие девушки, и царица хотела доставить ему удовольствие, — императрица ненадолго умолкла, задумавшись, и я догадался, что она не часто рассказывала о своем прошлом, если вообще кому-то об этом рассказывала. — Родители не хотели, чтобы я уезжала, но они понимали, что это мой шанс. Отец согласился, но взял с меня два обещания. Первое — я навсегда останусь лютеранкой. Второе — я никогда не буду связываться с политикой.

Я не удержался и слегка улыбнулся. Императрица тоже улыбнулась, но тут же погрустнела.

— Больше я никогда не видела отца. Я приехала в Россию и познакомилась с царевичем. Он оказался просто свиньей. В свое время он учился в Германии и ненавидел все русское — и язык, и религию, и даже императрицу, родную сестру своей матери. А потом я встретилась с самой императрицей Елизаветой, дочерью Петра Великого.

По ее лицу, освещенному желтым светом пылающего камина, я увидел, какой беззащитной юной девушкой она была когда-то.

— Я взглянула Елизавете в глаза и сразу поняла, что она видит: теперь я знаю, что ее племянник слишком жалок, чтобы стать императором. Это означало, что из России меня не выпустят. И тогда я сказала ей: «Ваше императорское величество, у меня к вам две просьбы. Первая — научите меня русскому языку. Вторая — окрестите меня в православие».

Екатерина перевела дух и закончила:

— Через три месяца я вышла замуж за ее племянника. А еще через месяц его задушили, и я стала царицей[7].

Я слушал как зачарованный, понимая теперь, как она одинока, а Екатерина, расчувствовавшись от воспоминаний, сжала мою руку, лежавшую на столе. Я машинально, желая ее успокоить, сжал в ответ ее руку, когда вдруг увидел, что императрица в упор смотрит на меня. Взгляд у нее был чарующий и притягивал как магнит. Вдруг, перегнувшись через стол, она поцеловала меня в губы.

Тысяча тревожных мыслей пронеслись у меня в голове, и среди них была мысль о том, что слуги, ожидавшие за дверью и, несомненно, слышавшие звон посуды, могут подумать, что я напал на их царицу. Но я уже понимал, что ничего подобного они не подумают, потому что уверены, что императрица делает то, что желает.

Екатерина увлекла меня на пол, на ковер перед камином, и стала покрывать мое лицо поцелуями, пытаясь расстегнуть мой мундир.

— Подождите, — попытался остановить ее я.

— Чего ждать? Я уже готова.

— Да нет же… Я ведь пришел поговорить с вами об Америке.

— Утром поговорим, — она впилась устами в мои губы и попыталась засунуть руку мне в штаны.

Я перехватил ее запястье и повалил ее на ковер. Она тут же улыбнулась, думая, что наконец получит то, чего так явно добивалась. Но когда Екатерина увидела, что ошиблась, она открыла рот, чтобы закричать, и мне пришлось накрыть ее губы ладонью. В глазах императрицы вспыхнул гнев.