Любовь и честь - [62]

— Горлов… дружище… Я так рад за тебя! Теперь мне легче будет уехать.

— Уехать? — Вся задумчивость тут же слетела с него, и брови нахмурились, словно сама мысль о том, что я когда-то вернусь в Америку, казалась ему невероятной. Он посмотрел на меня, как на сумасшедшего.

— Ты что? Ведь тебя наградят точно так же.

— Я должен сделать то, зачем я приехал сюда, а потом я уеду домой, — мягко ответил я. — Мне жаль расставаться с тобой, но я рад, что у тебя все хорошо.

Я сжал его плечо и быстро вышел, чувствуя, что слова с трудом срываются с моих губ. Я ведь прекрасно понимал, какого друга оставляю и как трудно будет нам прощаться навсегда.

* * *

Когда я вернулся в конюшни, расположенные неподалеку от «Белого гуся», то с удивлением обнаружил, что никто меня не встречает, хотя все выглядело так, словно конюхи только что вышли. Я еще, помнится, решил, что, возможно, они отлучились выпить горячего чая. Уверенный, что они скоро вернутся, я сам расседлал лошадь, накрыл ее попоной и, повесив седло на стену, вышел на темную заснеженную дорогу, ведущую к «Белому гусю». Из гостиницы доносился гомон голосов, но вокруг конюшни было тихо. Я несколько раз окликнул конюхов и по-немецки, и по-французски, и по-английски, и даже по-русски, но никто не отозвался. Это показалось мне странным, но я постарался отогнать дурные предчувствия и зашагал по заснеженной дороге к «Белому гусю», стараясь не вспоминать, что на этой самой улице был убит Марш.

Примерно на полпути я услышал за спиной шаги, но, обернувшись, никого не увидел, только закрытые двери лавок. Я двинулся дальше и уже был почти на углу, когда услышал короткий лязгающий звук и характерный хруст костей, когда сквозь них проходит клинок.

Отскочив в сторону, я резко обернулся, выхватив саблю, но все уже было кончено. В двух шагах от меня стоял Монтроз с кинжалом в руке. Глаза у него были широко открыты и с недоумением смотрели на двадцать дюймов сабельной стали, торчащей у него из груди. Потом его взгляд остекленел, и он рухнул на снег.

Горлов спокойно вытащил саблю из трупа и вытер ее о плащ Монтроза.

— Это кто? — поинтересовался он, оглядываясь по сторонам, чтобы убедиться, что никто, кроме нас, не видел, что произошло.

— Н-не знаю, — соврал я, пытаясь прийти в себя.

Горлов присмотрелся к телу.

— Похоже, это англичанин. Одет хорошо. Явно не грабитель. Зачем ему понадобилось убивать тебя?

— Не знаю.

Горлов кивнул, словно и не ждал другого ответа, а потом, снова оглянувшись по сторонам, вдруг схватил меня железными пальцами за горло и впечатал в деревянную стену дома. Тщетно я пытался освободиться — силища у него была невероятная.

— Я пошел следом за тобой, потому что заметил, что ты чего-то не договариваешь, а если ты рискуешь своей жизнью, то значит, подставляешь под удар и меня! — прорычал он.

Горлов ослабил хватку, чтобы я мог дышать, но не отпускал меня. Должен признать, что я часто думал о том, как рассказать ему о своей миссии, но никогда не предполагал, что в этот момент мой лучший друг будет держать меня за горло, а у моих ног будет лежать окровавленное тело моего несостоявшегося убийцы.

— Знаешь, — я потер онемевшую шею. — Я верю в демократию…

Он коротко хохотнул.

— Это для тебя смешно, — немедленно ощетинился я. — А для меня нет. И для тех людей, которые послали меня сюда, демократия не пустой звук. Я говорю о тех, кто дал мне задание убедить императрицу не помогать нашим врагам — британскому правительству, для которого я и мои соотечественники — люди второго сорта, не имеющие права на свободу.

Горлов еще больше насупился.

— Значит, ты приехал в мою страну как шпион, а мне даже словом об этом не обмолвился?

— Вроде того, — признал я.

Он несколько секунд смотрел на меня, а потом отпустил.

— Это все, что я хотел знать, — буркнул он и пошел было прочь, но вдруг обернулся. — Помнишь, я тебе говорил, что один могущественный вельможа был любовником моей жены, но в итоге был наказан я?

— Помню.

— Это был Потемкин.

— О Боже! — вырвалось у меня.

— Помни, что здесь Россия. И не забывай, как я выбросил купца на съедение волкам.

30

Я сидел в комнате на втором этаже дома Горлова и просматривал книги, которые нашлись у него в библиотеке, — тома французских, греческих и древнеримских сочинений об устройстве государства и политике, — когда внизу раздался звонок, и я услышал звонкий голос Шарлотты Дюбуа и тихий говор Маши, впустившей ее в дом. Она сообщила Шарлотте, что Горлова нет, но я наверху, и я несколько секунд раздумывал, сбежать ли мне через окно или укрыться под кроватью. Шарлотта впорхнула в комнату и поцеловала меня в щеку.

— Бонжур, Светлячок, — прощебетала она, называя меня прозвищем, которое дал мне Горлов. — А где Серж?

Я встал, чтобы поздороваться, а потом снова сел на кушетку и сгреб книги в одну кучу. Пока Шарлотта здесь, нечего было и думать о том, чтобы подготовиться к аудиенции у императрицы.

Шарлотта прошлась по комнате, поправив шторы на свой вкус, и почему-то нахмурилась, глядя в потолок.

— А Горлова нет, — сообщил я. — И я не знаю, куда он ушел.

— Может, он придет к обеду? Пора бы уже. Вы уже ели сегодня?