Любовь и бесчестье - [80]

Жена нашла время утешить горничную, а для него у нее времени не нашлось.

Ярость бушевала в нем с такой силой, что Вероника ощущала ее физически.

Монтгомери гневался не на свой воздушный шар, не на деревья и не на что-нибудь другое, что могло вызвать катастрофу. Вместо этого вся его ярость обратилась на нее, будто она несла ответственность за то, что случилось с ним. Будто он хотел, чтобы она оказалась виноватой в этом.

Да когда это было, чтобы он ей доверял?

Вероника почувствовала, как по щеке ее скатилась слеза, но даже не сделала попытки смахнуть ее. Вместо этого она направилась в Донкастер-Холл. Элспет держалась рядом, стараясь идти в ногу. Расстояние до дома показалось Веронике неизмеримо огромным, а тропинка будто была усеяна битым стеклом.

Все обитатели Донкастер-Холла смотрели на нее с ужасом. Все, кроме Элспет, не произносившей ни слова, но отвечавшей им яростным взглядом.

Руки Вероники сжались в кулаки. Она с усилием разжала их, распрямила пальцы. Глубоко вздохнула. Отерла слезы. И пошла домой.

Но внезапно Донкастер-Холл перестал быть ее домом. Теперь у нее больше не было дома. Не было никакого якоря. Не было защиты.

Она оказалась снова одна, как и прежде.

Веронике так отчаянно захотелось уехать отсюда, что она начала перебирать в уме всех людей, кто мог бы ее принять, кто мог бы предложить ей убежище.

Толпа, столь бурно ликовавшая, когда оказалось, что их господин жив, теперь безмолвствовала, пропуская Веронику. Единственным человеком, сопровождавшим ее, оказалась Элспет. Элспет, которая, как теперь понимала Вероника, была бы ей предана при любых обстоятельствах.

— Расскажи мне о зеркале Туллох, — попросила она.

Элспет посмотрела на нее. Лицо ее все еще выражало беспокойство.

— Что вы хотите знать, ваша милость?

— Ты уверена, что твоя бабушка знает о происхождении зеркала?

— Если оно то самое, леди Фэрфакс. Оно выглядит не так, как во времена моего детства, но, возможно, в него вставили новые алмазы.

— А как далеко отсюда Килмарин?

— Поездом? Возможно, полдня.

Элспет теперь смотрела на нее с любопытством.

— У вас есть намерение поехать туда, ваша милость?

— Да, — ответила Вероника и оглянулась на рощу. — Мы отправимся нынче же.

— Мы отправимся?

Вероника посмотрела на свою горничную и заставила себя улыбнуться, изображая веселость, которой не испытывала.

— Разве ты не говорила, что у тебя там родственники?

Смущение Элспет сменилось радостью.

— У нас будет время навестить мою семью?

Вероника кивнула.

У Элспет был такой вид, будто она приготовилась пуститься в пляс.

По крайней мере, хоть кому-то довелось быть счастливым.

Глава 27

Прохладный ветерок нашептывал на ухо слова прощания с Донкастер-Холлом, и трепет листьев на деревьях тоже означал прощание. Они будто махали вслед. Небо цвета сажи предвещало скорое начало бури. Прекрасное утро в Шотландском нагорье сменилось мрачным днем. Вместо яркого солнца теперь по небу катились серые тучи, и в воздухе ощущался запах дождя.

Свежий ветер, задувавший в открытое окно, милосердно осушал слезы на глазах.

Вероника со стуком захлопнула окно кареты. Она бы с радостью задернула и занавеску, но тогда пришлось бы давать пояснения Элспет.

Она была слишком расстроена и готова заплакать, а уж начав плакать, не смогла бы остановиться.

Вероника устроилась на мягком сиденье, сняла чепчик и положила на скамью рядом с собой. В эту минуту комфорт для нее значил гораздо больше, чем мода.

Нужно было завязать хоть какой-нибудь разговор, и Вероника тщетно пыталась придумать безобидную тему. Тетка убеждала ее, что слуг следует игнорировать, обращаться с ними как с мебелью, которой пользуются, но о которой не думают. Со слугами не ведут разговоров, особенно когда выезжают из дома. И все же Вероника полагала, что с женщиной, помогающей ей надеть чулки, следует поговорить, когда ее работа по дому закончена.

К тому же она больше не собиралась считать тетю Лилли образцом благопристойности.

— Как давно ты замужем, Элспет?

— Уже почти год, ваша милость.

Девушка не болтала попусту. Она отвечала на вопросы, но никогда не позволила бы себе продолжить беседу. Эти ее черты, вне всякого сомнения, были присущи образцовой служанке, но совершенно неприемлемы для собеседницы.

— А где состоялась твоя свадьба? — спросила она.

— В Перте, ваша милость.

Элспет склонила голову набок и смотрела с любопытством на свою госпожу.

— А почему вы спрашиваете, ваша милость?

Следовало ли Веронике признаться, что у нее есть потребность поговорить? О чем бы она ни говорила, она не могла при этом перестать думать о Монтгомери.

Он счел, что она способна причинить ему вред. Она с трудом отбросила эту мысль.

— Мне просто любопытно, — ответила Вероника. — Прошу прощения, если это тебя обидело.

Элспет покачала головой:

— Ничуть не обидело, ваша милость. Просто прежде никто об этом не спрашивал.

Вероника теребила ткань своей юбки. Она высвободила руки из ее складок, разгладила ее и заставила себя казаться спокойной.

— Ты счастлива, Элспет?

Нет, ей не следовало задавать этот вопрос. Она и без подсказки тети Лилли знала, что сейчас Элспет повернулась и смотрит на нее.

Глаза девушки засверкали, а от улыбки ямочки на ее щеках обозначились отчетливее.