Любовь глупца - [52]

— Нет, этого я вам не скажу. Оно слишком ужасно.

— Пусть даже ужасно… Она мне теперь совсем чужая, так что можете не стесняться! Ну же, скажите, как ее называют… Мне, наоборот, будет даже легче забыть ее, если я это узнаю.

— Может быть, но я никак не в силах это произнести. Быть может, вы сами догадаетесь, что это за прозвище. Правда, почему ее так прозвали — это я могу рассказать.

— Хорошо, расскажите…

— Но, Кавай-сан… Вот, право, незадача». — Хамада почесал затылок. — Это тоже, честное слово, ужасно. Когда вы услышите, у вас испортится настроение…

— Ничего, ничего, я спокоен. Говорите! Я хочу узнать все тайны этой женщины только из чистого любопытства…

— Ну, ладно, немножко приоткрою вам эти тайны… Как по-вашему, сколько мужчин обладало Наоми-сан этим летом в Камакуре?

— Как? Были еще, кроме вас и Кумагая?

— Кавай-сан, не удивляйтесь! И Сэки, и Накамура тоже входили в это число.

Я был пьян, но почувствовал, что мое тело как будто пронизал электрический ток. Сам не отдавая себе отчета в том, что делаю, я опорожнил подряд несколько стоявших предо мной чарочек сакэ и только после этого вновь обратился к Хамаде.

— Значит, вся компания? Без исключения?

— Да… Знаете, где они встречались?

— На даче этого Окубо?

— В снятом вами флигеле, у садовника.

— О-о, — я замолчал. У меня перехватило дыхание. — Вот оно что. — действительно… я поражен, — наконец с усилием простонал я.

— Хуже всего было тогда, пожалуй, положение жены садовника. Она не могла выгнать Кумагая, потому что он барин. Ее собственный дом превратился в притон. Беспрерывно приходили и уходили разные мужчины. Соседи стали коситься. К тому же она боялась, что, если вы узнаете обо всем, может случиться что-нибудь ужасное, и очень тревожилась.

— А, понятно… Вот почему хозяйка так растерялась, когда я как-то расспрашивал ее о Наоми! Дом в Омори превратился в место тайных свиданий, а флигель садовника — в дом терпимости. А я ничего не знал… Да, ничего не скажешь, ужасно.

— Кавай-сан, не напоминайте мне об Омори. Я должен просить у вас прощения!

Я засмеялся.

— Да что там, не все ли равно, вы или другой, — все это дело прошлое и уже не имеет значения! Но как ловко обманывала меня Наоми! Блестящая, безукоризненная работа! Остается только рот разинуть от удивления.

— Да, такое чувство, будто тебя положили на обе лопатки искусным приемом в борьбе…

— Вот именно, вот именно… Значит, Наоми забавлялась со всеми этими молодцами, и они ничего не знали друг о друге?

— Нет, знали. Случалось даже, что иногда двое натыкались друг на друга.

— И не было скандала?

— Они заключили молчаливое соглашение и считали Наоми-сан общим достоянием. Они дали ей это ужасное прозвище и за глаза ее так называли. Вы были счастливы, не зная об этом, но я ужасно страдал, постоянно думая, как спасти Наоми. Я высказывал ей свое мнение, убеждал, но она сердилась и считала меня дураком. — Под влиянием этих воспоминаний Хамада говорил все более взволнованно. — Кавай-сан, тогда в ресторане я вам не все рассказал…

— Вы сказали тогда, что Наоми близка с Кумагаем…

— Да. И это была правда. Сошлись ли они характерами, но он был ей ближе всех. Он был для нее главным. Это он научил ее разным гадостям… Оттого я и сказал вам тогда о нем, но остального сказать не мог. Потому что тогда я еще молил богов, чтобы вы не бросили Наоми, чтобы вы вывели ее на честный путь.

— Но я не вывел Наоми, наоборот, сам последовал за ней.

— С любым мужчиной, который встретит Наоми-сан, будет то же самое!

— В этой женщине таится какая-то дьявольская сила.

— Да, правильно, именно дьявольская сила! Я тоже это почувствовал и понял наконец, что сближаться с ней опасно, — пропадешь!..

«Наоми, Наоми», — без конца повторяли мы ее имя. Оно служило как бы закуской к нашему сакэ. Мы ощущали его вкус на языке отчетливее, чем вкус говядины. Мы облизывались, произнося это имя.

— Ну, да ничего. С такой женщиной можно разок и обман стерпеть… — сказал я, весь во власти неизъяснимых чувств.

— Вы правы! Благодаря ей я узнал, что значит первая любовь… Пусть недолго, но я изведал с ней прекрасные грезы любви… В сущности, я должен быть благодарен ей… — говорил Хамада.

— Но что будет с ней теперь? Что ее ждет?

— Думаю, постепенно она будет опускаться все ниже. Кумагай говорит, что у Мак-Нейла она долго не проживет, через несколько дней опять сбежит куда-нибудь… Кумагай говорит, что у него остались ее вещи, так что, может быть, явится к нему… А что, разве у Наоми-сан нет своей семьи?

— Ее семья держит кабак в Асакусе. Я никому не рассказывал об этом, потому что жалел Наоми.

— Вот как! Что ни говорите, происхождение все-таки сказывается. По словам Наоми, ее предки были знатные самураи. Она родилась и жила в роскошной усадьбе на улице Симонибантё. В эпоху «Рокумэйкаи»[19] ее бабушка танцевала там на балах… Имя «Наоми» ей также дала бабушка. Не знаю, насколько все это правда… Во всем виновата ее семья. Сейчас я еще раз убеждаюсь в этом. В жилах Наоми течет порочная кровь, оттого она и стала такой, несмотря на то что вы взяли ее к себе!

Мы проболтали так часа три. Был уже восьмой час вечера, когда мы вышли на улицу, а мы все еще не наговорились.