Любовь глупца - [50]

— Значит, вы ее видели?… Разговаривали с ней? Она сказала, что не вернется?

— Нет, я не видел Наоми-сан. Я пошел к Кумагаю и от него узнал все. Это слишком ужасно. Я потрясен!

— Но, Хамада-кун, все-таки где же Наоми? Прежде всего скажите мне, где Наоми?

— Где она, сказать трудно. Определенного места нет. Она ночует где попало.

— Но где же? У нее не так много знакомых семей…

— Вы даже не знаете, сколько у Наоми-сан приятелей-мужчин… Правда, сначала, после ссоры с вами, она приехала к Кумагаю. Он сказал мне, что, если бы она заранее предупредила его по телефону и приехала бы без шума, еще можно было бы как-нибудь все устроить, но она приехала с вещами на автомобиле, вошла через парадную дверь, дома всполошились — кто эта особа? Он даже не мог пригласить Наоми войти и сам растерялся.

— А потом?

— Ну, а потом, делать нечего, пришлось оставить вещи в комнате Кумагая и вдвоем выйти из дома, отправиться в какую-то подозрительную гостиницу. Эта гостиница находится неподалеку от Омори и называется, кажется, «Акэбоно». Это то самое место, где они встретились утром в тот день, когда вы их накрыли. Отчаянные, правда?

— Значит, в тот день они снова пошли туда?

— Да, так он сказал. Кумагай с гордостью рассказывал об этой любовной интрижке, но мне было противно его слушать.

— Значит, в ту ночь они вместе там ночевали?

— Да нет, представьте, они пробыли там до вечера, а после пошли прогуляться по Гиндзе и расстались на углу улицы Овари.

— Но это очень странно! Не лжет ли Кумагай?

— Нет, слушайте дальше… При расставании Кумагаю стало жалко ее, и он спросил: «Где же ты будешь сегодня ночевать?» — а она ответила: «У меня много мест, где я могу ночевать. Поеду в Йокохаму». Потом сразу пошла по направлению к станции Симбаси.

— В Йокохаму?… К кому же?

— Кумагай очень удивился и подумал, что, как ни много у нее знакомых, все же в Йокохаме никого нет, и она, наверное, вернется домой, в Омори. А на следующий день, вечером, она позвонила ему по телефону: «Жду тебя в Эльдорадо, приходи сейчас же», Он поехал и увидал Наоми-сан в шикарном вечернем туалете, с веером из павлиньих перьев, на шее ожерелье, на руках сверкает браслет… Ее окружали мужчины, в том числе европейцы. Она веселилась вовсю.

Я слушал Хамаду. Ошеломляющие факты выскакивали в его рассказе, как из ящика фокусника. В первый вечер Наоми, кажется, ночевала у европейца в Йокохаме. Его зовут — Вильям Мак-Нейл. Это тот самый напудренный, женственный и наглый европеец, который, даже не представившись, пригласил Наоми танцевать в тот вечер, когда мы с ней впервые пришли в кафе Эльдорадо. Но еще удивительней (это наблюдение сделал Кумагай) то, что до этого вечера Наоми вовсе не была так уж близка с Мак-Нейлом. Правда, — сказал Кумагай, — он уже давно был у нее на примете… Что поделаешь, у него такая внешность, которая нравится женщинам, он похож на актера, строен. У знакомых танцоров он слывет «сердцеедом». Наоми сама говорила, что у этого европейца хороший профиль, напоминающий Джона Бали (так она называет американского киноактера Джона Бальмора). Ясно, что она обратила на него внимание и, может быть, кокетничала с ним. Мак-Нейл, очевидно, тоже это заметил. «Кажется, я понравился…» — шутил он. Поэтому, когда она нагрянула к нему, хотя отношения были, в общем, еще далекие, Мак-Нейл решил, что к нему залетела занятная птица. «Оставайтесь у меня ночевать», — наверное, сказал он, и она ответила: «Отчего ж, можно».

— Как хотите, я не могу этому поверить! В первый раз прийти в гости к мужчине и в тот же вечер остаться ночевать!..

— Кавай-сан, для Наоми-сан это проще простого. Мак-Нейл тоже нашел это странным. На другой вечер он спрашивал Кумагая, кто она вообще такая.

— Но и он хозяин!.. Оставляет ночевать у себя совершенно неизвестную женщину… — начал я, но Хамада перебил меня.

— Не только оставляет ночевать, но и одевает ее в европейское платье, дарит ей ожерелье, браслеты. Это же поразительно! За одну ночь они так сблизились, что Наоми-сан называет его не «Мак-Нейл» или «Вильям», а просто — «Вилли, Вилли».

— Значит, он купил ей европейское платье и ожерелье?

— «Одолжил, как принято у европейцев, у своей приятельницы и временно отдал Наоми», — говорит Кумагай… Наоми-сан подольстилась к нему, сказала, что хочет одеваться по-европейски… Ну, а он теперь старается угодить ей. Похоже, что это не готовое платье. Оно сидит на ней как влитое… Туфельки лакированные, на высоких французских каблуках, украшены, кажется, блестящими пряжками — на них сверкали какие-то камни. Вчера вечером Наоми-сан была настоящая Золушка из сказки.

Я вдруг представил себе, как прекрасна должна быть Наоми-Золушка, и все всколыхнулось у меня в груди, но в следующее мгновение меня охватило какое-то невыразимое чувство, в котором переплелись гадливость, обода, горе. Уж лучше бы она ушла к Кумагаю! Как может женщина, еще вчера имевшая мужа, уйти к совершенно незнакомому европейцу, больше того, остаться у него ночевать и выпрашивать новое платье? Неужели та самая Наоми, которая жила со мной много лет, — грязная проститутка?! Выходит, я до сих пор так и не сумел разгадать ее сущность и предавался глупым мечтам… Хамада прав: как бы я ни любил ее, я должен забыть о ней. Она меня опозорила, втоптала в грязь мое мужское достоинство…