Любовь. Бл***тво. Любовь - [40]

Ефим Борисович, имея больший опыт, чем Илана, нашёлся быстрее, хотя… Ведь, кто ж её знает, что она говорила. Так можно поставить её в неловкое положение.

— Я об Ашхен Кареновне.

— А, понял. Вы тот хирург, что оперировали нашу Ашхен? Очень рад. Очень рад. Приятно познакомиться. — Григорий Анатольевич протянул руку и они утвердили знакомство рукопожатием. — Тогда мне всё понятно. Имя ваше почему-то не произносилось. Страна должна знать своих героев. Спасибо вам.

— Большого героизма тут не было.

Илана переводила глаза с одного на другого. Молчала.

— Ну, как же, Ашхен мне говорила, что вас под вечер уже поймали. Вы уже домой уходили. В свободное время своё — значит уже героизм. Ашхен говорила, что вы дружите с Иланой. А имя не называла.

— Да мы с коллегой часто пересекаемся на почве человеческих недугов.

Ефим Борисович начал осваиваться с двусмысленной ситуацией. Илана молчала. Наверное, боялась сказать что-либо неточное. Не было у неё подобного опыта.

— Недуги, болезни, борьба с ними, в наше время важная и прочная основа для человеческих контактов.

Илана молчала.

— Да, конечно. Особенно в моём возрасте. Илана Владимировна обещала, что, когда придёт моё время, она возьмёт на себя бремя борьбы с моими старческими недугами.

Илана молчала.

— Вы не производите впечатление страдающего старческими недугами. — Григорий Анатольевич засмеялся. — Вполне мужчина в соку. Никак не старик. — Илана молчала. — Что ты молчишь? Я прав, Илечка?

— Хм. Как интересно вы создали это уменьшительное. Что-то вопросительное: или?

— Вопросительность имени этого мне в голову не приходила. Ефим Борисович, вы у Ашхен были? Или у нас? Наши квартиры на одной площадке. А она как раз сегодня говорила, что хотела бы вам показаться. Сам Бог нас сегодня воссоединил. Если вы свободны, может, сейчас и поедем.

— Гриша, нельзя же так, не предупредив Ашхен. Может…

— Если можно, чуть позже. Я отвезу даму, с которой я был на выставке и приеду.

Илана молча пожала плечами. Доктор видел — муж нет. Доктор пренебрёг пожатием. Муж на бумажке записывал адрес. И стал объяснять подъезд к дому. Ефим Борисович дом знал, а квартира была ему неизвестна. Он взглянул на Илану. Показалось, что выступили слёзы… Да, нет… Показалось. А может, ему этого хотелось… Может. Ждал.

Илана с мужем уехали, а вскоре и Лена подошла.

— Ты чего какой не такой?

— С любимой встретился.

— С Иланой?

— Откуда ты знаешь про неё?

— Да все знают. Секрет Полишинеля! И от этого такое лицо? Знаешь…

— Не надо Лена…

— Что не надо-то! Ну, давай, давай. Страдай, тюфяк. — Лена резко развернулась и пошла. Он не стал догонять.

Бензин не жалел. Проехал по всему Садовому кольцу. Прокатал время. Остановился на прежнем месте.

Ехать — не ехать. Как быть или не быть. Уже сколько раз за последнее время он воздвигал альтернативность бытовых проблем на уровень гамлетовских. Собственно, не бытовых — любовно-сексуальных. А что может быть выше в нашей повседневной жизни? Что строит жизнь? Не подготовка же к войне. «Любовь, голод, тепло. — Подумал он, почувствовав аппетит и с надеждой, что раз позвали, значит накормят. — Познабливает. Это-то от нерва».

Ещё недавно в ожидании Иланы он ни о какой еде и думать не мог. Все нутро его заполнялось ожиданием. А сейчас есть захотел. Холодно стало. Любовь… не ослабла, но как-то переиначилась. Появился муж, и в душе родилась какая-то игра. Это не чистая любовь безо всяких примесей. Так было. Игра — политика. Чувствовал ли он сам это? Он стремился сохранить дружбу с ней в любом качестве. Не терять же её полностью. Для чего жил, если любезные душе его люди будут уходить лишь в память?

И это уже была игра. Он думал — считал. Любовь ценна бездумностью. Чистотой чувства. Ум воспитывал отношения к чувствам, породил нынешнее, нынешнюю любовь… и уходи. Ум — ты сейчас не нужен.

Они мирно сидели за столом. Ашхен Кареновна задала уже все свои вопросы. Получила добро на самостоятельную жизнь без родственников.

— Если ведь что, то Илана Владимировна так же шустро, как и в тот раз, найдёт вам необходимую помощь.

— Конечно, конечно. — Весьма лаконично отреагировала Илана.

— Илечка сегодня у нас малословная. Погода что ли действует. А, Илечка?

— Возможно. — И пошла, по-видимому, хозяйничать на кухню.

— Вот и ходит туда-сюда. Я ж говорил, что лучше бы нам на кухне сидеть. Всего нас… ну с Ирой, с дочкой пять.

Илана входя, услышала и сказала:

— Ефим Борисович не любит на кухне.

— Вот хозяйка у меня. Уже успела узнать вкусы гостя.

Григорий Анатольевич также пошёл на кухню. Илана просила помочь. Дочка Ира сидела у окна в кресле, читала и не принимала участия в разговоре. Но Ефим Борисовичу очень хотелось включить её, послушать, что и как она говорит. Он неплохо освоился в сложной этой ситуации. Видно, помогал ему весь его прошлый опыт. Пока они с Иланой были, так сказать, один на один, вся его прошлая жизнь как бы улетела без всяких следов. Но чуть вернулась неправедная ситуация, чуть его нравственность вошла в прямое соприкосновение с моралью, как тотчас вернулась изворотливость опытного блядуна.

Но тяга видеть Илану оставалась и он, вперившись в дверь, замерев, словно охотничья собака в стойке, ждал возвращения его бывшей деточки. Ещё и ещё раз увидеть её. Сказать он ей ничего не мог, услышать мог почти односложные звуки, так хоть насмотреться…