Любовь. Бл***тво. Любовь - [19]

Она, видно, подъехала с другой стороны. Он вперился в окно и не слышал, как она вошла.

— Ефим Борисович! Мы приехали. — Он развернулся от окна к двери с сияющим лицом, будто труба архангела его призвала к … В общем, со счастливым лицом. — Вот. Я привезла нашу страдалицу.

Пожилая дама. Южанка. С Кавказа, наверное. На лице страдание. Видно, терпит.

— Давно болит?

— С утра. У меня, доктор, аневризма. На УЗИ видели ещё два года назад.

— И что говорили?

— Предлагали оперировать. Операция сказали большая. А я одна живу. Вызывать родственников. Это только, когда уж край. А срочности, сказали, нет.

— Сколько прошло, как… Ладно. Прилягте. Покажите живот.

«Не дай Бог разрыв, расслаивание… Что-нибудь с аортой. Тогда надолго. Тогда всё сомнительно. А Илана… Я ж хотел… Ну, Илана… Илана… Да тут же разрыв. Прощупывается. Пульсирует».

— Илана Владимировна, подайте, пожалуйста, трубку. Вон на столе. Надо послушать. Ага… Да. Она. Спасибо.

«Шумит. Разрыв». Собственно, слушать тут уже нечего. Всё ясно. Лицедействует с трубкой, чтобы было время подумать, что говорить и кому. «Илане-то, что ждать. Это надолго. Пусть идёт. Всё. Сорвалось. Что сорвалось-то?.. Всего лишь театр».

— Как вас зовут?

— Ашхен Кареновна.

— Ашхен Кареновна, нужна операция. И срочная. Немедленная.

— Мне надо позвонить родственникам. Может, приедут. Я же здесь одна.

— Ждать нельзя. Речь идёт о часах.

— Ашхеночка! Давай телефон. Я позвоню. Скажу. Ефим Борисович скажет, что у вас. Я всё сделаю. Не волнуйтесь.

— Мне ж надо что-то взять дома. Я так не могу.

— Нельзя ждать ни часу… Вы договоритесь с Иланой Владимировной, а я пойду за анестезиологом и в операционную. Надо подготовить. Договорились?

— Это так неожиданно. Я, право… Ну, если вы…

— Всё. Я пошёл. А вы… Илана, можно вас на минутку.

Они вышли за дверь.

— Иди с ней договаривайся. Ты понимаешь, что значит разрыв аорты? Чудо, что она жива. Видно гематома придавила разрыв. В любую минуту может плюнуть и мгновенная смерть. Оперировать надо тотчас.

— А можно мне остаться посмотреть?

— Ты ж понимаешь, это очень долгая операция. Надолго. У тебя театр. Возьми кого-нибудь.

— Мне интересно. Ты будешь оперировать? На чёрта мне театр без тебя.

— Разумеется, оставайся. Тем более что опять ты обрадовала меня тыканьем. Когда же это станет обыденным?

«Ты! Нужна какая-то экстремальная ситуация, чтобы услышать от неё — ты. Пусть смотрит. Но ведь всё может случиться. Я хочу, чтоб она была… Или…»

Когда он вскрыл живот… «Громадная гематома… Разрыв, по-видимому, ниже почечных… Слава Богу. Удалось подойти и пережать аорту выше… Кровопотеря — не меньше двух литров… Анестезиологи переливают кровь… Убрал гематому… Вот разрыв… Аневризма вся ниже почечных артерий… Можно пришить протез… Протез уже приготовили. Все артерии вокруг перекрыты. Кровотечения сейчас нет… Теперь выделить её хорошо… Давление держит… Больная стабильна… Рассёкаю по аневризме… Разумеется, склероз. Стенки изъедены склерозом… Тромб. Убрал тромбы… Протез вшивать морока. Шить, шить. Мелкие стежки. Один к одному, один к одному… Сверху сшито… Теперь ниже… Хорошо, что аневризма не переходит на артерии ниже… Шить только внизу и вверху… Всё равно долго… Вшито… Теперь кровь пустим снизу. От ног… Здесь маленькая струйка. Ещё подошьём. Один стежок… Хорошо… Шариком придержать, подождать… Так. Всё… Пустим.

Кровь сверху Хорошо… Шариком чуть ещё… Здесь шить не надо». — Она как?

— Стабильна, Ефим Борисович. Зашивайте.

— Больно быстры. Тут ещё туалет сделать. Брюшину залатать. И ещё подождать с шариком. Пульсирует хорошо. Красиво, а? Илана Владимировна, вы как? Всё нормально? Выдержали все четыре часа?

— Нормально, нормально, Ефим Борисович. Слава Богу. Всё хорошо. Я подожду вас? Ладно?

Кожу зашивали без него.

«Хорошо, что удалось. Это ведь не часто. При разрыве-то аорты. Успели. Хорошо, что сама привезла, сразу. Молодец. Хотя риск. Она у неё в машине умереть могла. Бедная девочка! Каково бы ей было! Даже представить страшно. Молодец. Радость моя. И я себя показал. А могло всё на столе случиться. Крованула бы — и ничего б не успели. На столе-то законно, а вот в машине. Сказали бы, почему „скорую“ не вызвали. Бог помог. Илане. Ашхен этой. Да и мне помог — себя показал».

— Ну, как, Иланочка?

— Выдержала-то, выдержала. А ты?

— Я готов беспрерывно оперировать при тебе, лишь бы мне говорила «ты».

— Всё ж это такой прекрасный спектакль — эта ваша слаженная работа. Вот это театр.

— А всё это стало возможным, потому что появились такие нитки, новая аппаратура. Личности не нужны — технология правит бал. Это не я — это цивилизация.

— Личности нужны. Мне нужна такая личность, как вы.

— Опять — вы. Ты, ты — хочу.

— Я привыкну. Всё будет. А?

— Вот и ты стала акать. И впрямь привыкаешь.

— Ведь не личности исчезают, а исчезает необходимость в них. И не только в медицине. В политике тоже. Ведь не нужен нам лидер в стране, а хороший грамотный чиновник, менеджер. Во Франции какой-нибудь Ширак или кто другой — значения не имеют. Надо, чтоб исчезла необходимость в личностях.

— Чего это, детка, тебя потянуло на такие политические обобщения?

— Пока вы там играли в кровавые игры, я позвонила родственникам Ашхен. И задумалась над национальными проблемами. Неохота пересказывать, но вот что пришло в голову. Откуда у нас так попёр национализм, называемый нынче патриотизмом. Ведь во власти сейчас много, слишком много стало народу. Может, не во власти, а в чиновничьем аппарате, что и создает власть. Ведь большинство малообразованных, да и вообще, в толпе их всегда большинство. Малообразованному легче понять, что ближе лежит. Национальное ему понятнее, чем общемировое. Над остальным надо думать. А думать надо хотеть и уметь. Он и хватает, что близко лежит. Как мелкий вор, шаромыжник. Вот и находят дорогу к храму — геростратову дорогу.