Любивший Мату Хари - [84]
Пытайтесь исподволь внушить ей хорошее настроение, говорил Саузерленд. Дайте ей понять, что худшее позади.
Из фойе они перешли в её номер, продолговатую комнату, украшенную мягкими пастелями, развешанными на кремовых с позолотой стенах. Отсюда сквозь сетку ветвей вязов, растущих вдоль покрытого травою берега, открывался прелестный вид на саму реку. Рядом с кроватью лежали два или три романа, которые она никогда не прочтёт, и залистанная «Махабхарата». На крошечной лакированной тумбочке стояли две бутылки — шерри и джин, — она купила их по пути из тюрьмы.
Закажите шампанское. Пусть она знает, что ваше воссоединение истинно знаменательное событие.
Их первое общение наедине было угловатым, даже неловким. Она налила три стакана шерри и не знала, что делать с третьим. У окна она так дёрнула занавеску, что кусочки кружева остались в её руке. А затем она стала плакать, но молча, всё ещё глядя в окно.
Помните, должна быть вечеринка. Дайте ей понять, что хорошие времена только начинаются.
— ...Что я могу сделать для тебя, Маргарета?
— Ничего.
— Не лучше ли тебе побыть одной?
— Что? О... нет... нет...
— Хочешь что-нибудь поесть?
— Нет.
— Что-нибудь меняется от того, что я всё ещё люблю тебя?
Тогда она упала в его объятия. Продолжая плакать.
Он думал, что она заснула.
— Ники? — Потом ещё раз, так тихо, что могло показаться, донеслось из другой комнаты: — Ники! Мы должны поговорить.
Он поцеловал её в лоб — как прежде.
— Нет, мы не...
— Но ты не понимаешь.
Он поцеловал её ещё раз, теперь по-настоящему, уловив слабый аромат духов.
— Нет, понимаю.
Она отшатнулась от него, превратилась в силуэт.
— Ники, послушай меня, меня вовлекли в разные дела, опасные дела... в действительности я отчасти для того и отправилась в Амстердам... чтобы стать шпионкой. Это звучит странно, но...
— Я знаю.
— Ты знаешь? Откуда? Кто тебе сказал?
Он продолжал смотреть на неё молча ещё по крайней мере минуту, внезапно ощутив то самое безмятежное спокойствие, которое он всегда чувствовал, прежде чем лечь возле неё, или взяв в руки кисть, или нажимая на спусковой крючок.
— Ники, кто тебе сказал?
А если она начнёт приближаться к истине, тогда, ради Бога, поменяйте предмет разговора.
— Ники, я хочу знать, кто сказал тебе?
— Те же люди, которые сначала тебя послали к Ладу, а теперь прислали меня.
Он ожидал, что она заплачет, и, как ни странно, почувствовал гордость, когда она не заплакала. Однако она стала пить — сначала ещё стакан шерри, затем джин. Свет из окна потускнел, из серого став синим. Коридоры наполнил шум постояльцев, спускавшихся в ресторан обедать.
— Ты долго ждал меня? — спросила она.
— Несколько недель.
— И что они велели тебе делать? Они хотят, чтобы ты шпионил за мною?
— Более или менее.
— И спал со мною?
— Если есть необходимость.
— Женился на мне?
Он встал и подлил в её стакан джина, наполнил свой. Вновь послышались звуки с реки: лязг баржи, крики уток, тихий плеск весел.
— Всё было подстроено, — сказал он. — Ничто с того момента, как ты выехала из Амстердама, не должно было происходить случайно.
— И на кого, они считают, я работаю?
— На Шпанглера... На Крамера...
— Но я даже не виделась со Шпанглером. А Крамер... я думаю, он больше всего хотел переспать со мною.
Она стянула с руки браслет и принялась крутить его на столе. Они всё ещё не включали свет, но Грей и в темноте чувствовал её усталость.
— Если они думают, что я работаю на немцев, почему тогда Ладу понадобилось посылать меня в Амстердам?
Браслет казался золотисто-синим.
— Ладу просто старался доставить тебя сюда.
— А зачем им понадобилось, чтобы я была здесь?
— Чтобы я мог вступить в действие. Держать тебя под наблюдением.
— Но почему ты?
— Потому что я твой самый близкий друг.
Она заснула ненадолго, а он смотрел на неё из кресла, покуривая сигареты и потягивая джин. Раз или два он услышал, как она прошептала чьё-то имя или фразу, — но не мог разобрать. Когда она наконец проснулась, он стоял у окна. Она не сказала ни слова, но он почувствовал её взгляд.
— Ты когда-нибудь видела Темзу? — спросил он.
— Нет.
— Это неплохая река, но на Сену не похожа. Лучше всего она в сумерках или на рассвете, но не ночью.
Она выскользнула из постели, накинув на плечи старое пальто. Послышался отдалённый звон колокольчиков, затем гудок очередной баржи.
— Почему они отослали меня обратно в Испанию? — спросила она.
— Потому что они считают, что ты приведёшь к людям, которые их интересуют.
— Предполагается, что ты едешь со мною?
— Да.
— Чтобы шпионить?
— Верно.
— Заниматься со мною любовью?
— Маргарета, послушай. Мы поедем в Испанию, проведём несколько недель в номере; я буду писать свои донесения, и наконец они поймут, что ты невиновна. Вот почему я взял на себя это задание. Чтобы помочь тебе доказать, что...
Она позволила пальто соскользнуть с плеч. Даже её неосознанные жесты были совершенными. Даже будучи в темноте, она двигалась, как танцовщица.
— Ники, но как ты можешь быть уверен, что я согласилась сотрудничать с Ладу не потому, что я германская шпионка? Как ты можешь быть уверен, что я, как только мы достигнем Испании, не предам всё и вся?
Повесть «Мрак» известного сербского политика Александра Вулина являет собой образец остросоциального произведения, в котором через призму простых человеческих судеб рассматривается история современных Балкан: распад Югославии, экономический и политический крах системы, военный конфликт в Косово. Повествование представляет собой серию монологов, которые сюжетно и тематически составляют целостное полотно, описывающее жизнь в Сербии в эпоху перемен. Динамичный, часто меняющийся, иногда резкий, иногда сентиментальный, но очень правдивый разговор – главное достоинство повести, которая предназначена для тех, кого интересует история современной Сербии, а также для широкого круга читателей.
В книгу вошли два романа ленинградского прозаика В. Бакинского. «История четырех братьев» охватывает пятилетие с 1916 по 1921 год. Главная тема — становление личности четырех мальчиков из бедной пролетарской семьи в период революции и гражданской войны в Поволжье. Важный мотив этого произведения — история любви Ильи Гуляева и Верочки, дочери учителя. Роман «Годы сомнений и страстей» посвящен кавказскому периоду жизни Л. Н. Толстого (1851—1853 гг.). На Кавказе Толстой добивается зачисления на военную службу, принимает участие в зимних походах русской армии.
В книге рассматривается история древнего фракийского народа гетов. Приводятся доказательства, что молдавский язык является преемником языка гетодаков, а молдавский народ – потомками древнего народа гето-молдован.
Действие романа охватывает период с начала 1830-х годов до начала XX века. В центре – судьба вымышленного французского историка, приблизившегося больше, чем другие его современники, к идее истории как реконструкции прошлого, а не как описания событий. Главный герой, Фредерик Декарт, потомок гугенотов из Ла-Рошели и волей случая однофамилец великого французского философа, с юности мечтает быть только ученым. Сосредоточившись на этой цели, он делает успешную научную карьеру. Но затем он оказывается втянут в события политической и общественной жизни Франции.
Герои этой книги живут в одном доме с героями «Гордости и предубеждения». Но не на верхних, а на нижнем этаже – «под лестницей», как говорили в старой доброй Англии. Это те, кто упоминается у Джейн Остин лишь мельком, в основном оставаясь «за кулисами». Те, кто готовит, стирает, убирает – прислуживает семейству Беннетов и работает в поместье Лонгборн.Жизнь прислуги подчинена строгому распорядку – поместье большое, дел всегда невпроворот, к вечеру все валятся с ног от усталости. Но молодость есть молодость.
В романе Амирана и Валентины Перельман продолжается развитие идей таких шедевров классики как «Божественная комедия» Данте, «Фауст» Гете, «Мастер и Маргарита» Булгакова.Первая книга трилогии «На переломе» – это оригинальная попытка осмысления влияния перемен эпохи крушения Советского Союза на картину миру главных героев.Каждый роман трилогии посвящен своему отрезку времени: цивилизационному излому в результате бума XX века, осмыслению новых реалий XXI века, попытке прогноза развития человечества за горизонтом современности.Роман написан легким ироничным языком.