Любивший Мату Хари - [41]

Прошло, вероятно, часа три между первым стаканом шерри и этим упоминанием о Шпанглере. Оставалась только горстка посетителей, и официанты выказывали всё большее нетерпение.

   — Вообще-то я не совсем уверен, — сказал Саузерленд, — что кто-нибудь когда-либо сможет прийти к соглашению с человеком, подобным Рудольфу Шпанглеру, — это трудно и психологически и, возможно, интеллектуально. Я не упоминал о том, что он застрелил в прошлом году поляка? Хладнокровно. Выстрелил бедняге сзади в шею.

Данбар кивнул:

   — Да, я слышал что-то в этом роде.

   — Правда, мы не уверены, что это был именно Шпанглер, в этом тоже часть проблемы. Никто, кажется, ничего не знает об этом человеке... кроме одного — он любит Женеву.

Данбар налил ещё один стакан бренди:

   — Женеву?

   — Тот эпизод с вашей танцовщицей.

   — О!

Затем Саузерленд спросил, читал ли Данбар последнее досье на Шпанглера: восьмидесятивосьмистраничное чудовище с дополнительным указателем.

   — Что я мог бы добавить ещё. Мы изучаем человека. Мы пишем о нём. Мы каталогизируем и раскладываем его по ящичкам, пока в них не умещается вся его жизнь. Естественно, никому не хочется недооценивать врага, но это нелепо.

   — Всё же он, кажется, действительно имеет подход к людям, — вздохнул Данбар. — То есть он, кажется, обладает даром внушения.

   — Кровь и деньги. И ещё, может быть, чрезмерное уважение в исследовательских кругах. Кстати, ваш приятель Алленби отчасти в ответе за те восемьдесят восемь страниц.

   — Я это слышал, — улыбнулся Данбар.

   — А он не глуп, учтите.

   — Конечно нет.

   — Но где же конец? То бишь что есть конечный результат? Куда все эти бумаги, посвящённые старине Руди, заведут нас... кроме возвращения к самому вопросу?

   — Какому?

   — Как сократить Рудольфа Шпанглера до его истинного размера? Видите ли, Чарльз, каждый может погореть. Это просто вопрос времени и техники. И все мы знаем, что у Рудольфа Шпанглера есть одна, по крайней мере, очевидная слабость, не так ли?

Данбар пожал плечами, ожидая упоминания имени Зелле.

   — Да, думаю, знаем.

   — Кроме того, он фанатик, а люди подобного сорта почти всегда рано или поздно совершают ошибки.

Принимая во внимание вечера с Саузерлендом и дни с другими во флигеле в Ричмонде, легко представить, что Данбар отвлёкся от мыслей о Зелле. Кроме того, в этом секретном мире есть нечто почти сексуальное, нечто завораживающее. Какая-то странная смесь ужаса и тайны. Возможно, это магия самих секретов. Как бы то ни было, Данбар потом будет утверждать, что Зелле не была реальным фактором в его жизни, что она просто образ из сна, сна, в котором он видел, как она возвращается к нему или медленно исчезает, словно яйцо ласточки, сминаемое в руке.

Её имя всплыло ещё только один раз в том первом году — небрежное упоминание за обеденным столом в Найтсбридже. Очевидно, кто-то видел, как она давала представление за границей, а кто-то читал о ней в газетах. Её описывали — необычайно очаровательная женщина, но точно не леди. Данбар хранил молчание и ждал, пока тема беседы не изменится. Всё же сколь бы долгое время ни проходило, от неё нельзя было освободиться; она могла скрываться годами, но всегда приходил день, когда у тебя не было иного выбора, как только столкнуться с нею.

Тот день пришёл. Серый апрельский вторник 1913 года. Данбар прибыл во флигель рано и обнаружил, что Саузерленд ждёт его на лестнице. Они сошли в сад, унылое место — растрёпанная полоска газона размером с лоскуток и несколько заморённых кустов.

Вступления не было.

   — Это о той женщине, — сказал Саузерленд. — Боюсь, она опять оказалась со Шпанглером.

Они сидели на скамье под решёткой для вьющихся растений. Отсюда были видны красные кирпичи и больше почти ничего. Из окна над ними доносились звуки пишущих машинок.

   — Конечно, никаких подтверждений, — добавил Саузерленд, — но я думаю, мы не можем игнорировать и слухи. Это произошло в Мадриде около восьми дней тому назад. Кажется, она давала там представление и Шпанглер подошёл к ней в вестибюле «Рида». С тех пор их видели в городе повсюду вместе.

Какое-то мгновение Данбар не мог понять, почему он ничего не чувствует, как деревянный чурбан или гранитная глыба. Ничего.

   — Естественно, вы будете говорить с директором, но сначала, я думаю, мне стоит объяснить вам некоторые вещи, неофициально.

   — Она с нами играть не будет, — наконец сказал Данбар. — Несмотря ни на какие предложения, она не из тех, кто любит играть... по крайней мере не за деньги или что-либо ещё.

   — О, думаю, я знаю о её скромных возможностях.

   — Лучшее, что мы можем сделать, — наблюдать.

   — Верно. Она поможет нам держать Шпанглера на виду.

   — Но она не будет лёгкой целью. Её жизнь, как правило, беспорядочна. Я имею в виду, что бывают дни, когда она не покидает постели.

Скамья была холодной, её перекладины впивались стальными шипами на морозе. Солнце казалось на небе бледным диском. Такое ощущение, будто я всегда сидел здесь, подумал Данбар. Словно я всегда сидел здесь, ожидая того, что я слышу сейчас.

   — Я предложил Каммингсу, чтобы вы, Чарльз, занимались координацией. У нас много людей, которые могли бы помочь в этой области, но мне бы хотелось, чтобы заправляли вы. Вы на самом деле знаете эту женщину, не так ли? Знаете её действия, её привычки, её чёртов распорядок жизни. В любом случае, я думаю, вы сделаете чертовски хорошую работу.