Любить Пабло, ненавидеть Эскобара - [24]

Одиннадцать лет спустя эти мужчины в возрасте Христа уже мертвы. Да, тот репортер из «Indias» пережил их всех. Если бы кому-то сегодня пришло в голову нарисовать портрет Алисы в Зазеркалье, он бы увидел бесконечно отражающиеся и многогранные повторения картины «Крик» Мунка. С руками, закрывающими уши, чтобы не слышать жужжания бензопил и мольбы тех, кого пытают; рев бомб и стоны умирающих, взрывы самолетов и всхлипывание матерей – с открытым ртом, в беспомощном крике, которому только четверть века спустя удастся вырваться из горла, с распахнутыми от ужаса и испуга глазами, под красным небом охваченной пламенем страны.

Правда и в том, что огромное поместье до сих пор существует, но магия из сновидения исчезла почти так же быстро, как появилась. Там нам мимолетно удалось познать самые восхитительные проявления свободы и красоты, самые прекрасные чувства: радость и великодушие, страсти и нежности. От чарующего неба осталась только ностальгия земных ощущений: цвета, ласки, звезды и смех.

В асьенде «Наполес» вскоре развернется легендарная драма, которая навсегда изменит историю моей страны и ее международных связей. Но, как в первых экранизациях книг «Хроника объявленной смерти» или «Дом духов», теперь этот проклятый рай населяют лишь призраки.

Молодые мужчины уже давно умерли. Об их любви и ненависти (когда они еще не были призраками), их занятиях и несбыточных мечтах, их схватках и войнах, победах и поражениях, их наслаждении и боли, их союзниках и соперниках, верности и изменах, их жизни и смерти повествует остаток истории, время или место которой я бы ни за что не отважилась изменить. Все началось с простого гимна, возвышенного текста и совершенного ритма, который однажды принесло к нам с юга…

Часть II Дни ужаса и великолепия

О, боже, если б ты мог обитать не только на золотистом древе, но и в терзаниях моего сердца!

Старый поэт цитирует Роберта Фроста в «Ночи игуаны»

Нежность револьвера

Пабло Эскобар принадлежит к той маленькой привилегированной группе людей, которые с детства точно знают, кем хотят стать, когда вырастут. Паблито никогда не мечтал стать пилотом, пожарным, доктором или полицейским.

– Я мечтал только об одном – стать богатым, богаче, чем медельинская семья Эчаваррия, чем все колумбийские богачи. Любой ценой, любыми средствами и способами, которые предоставит судьба. Я поклялся себе: если в тридцать лет у меня не будет миллиона долларов, я покончу жизнь самоубийством. Выстрелю в висок, – признается он мне однажды, пока мы поднимаемся в «Learjet», стоящий в частном ангаре аэропорта Медельина рядом с остальным его парком.

– Я скоро куплю себе «Jumbo»[38], обустрою его как летающий офис: несколько спален, ванны с душем, гостиная, бар, кухня и столовая – что-то типа летающей яхты. Так мы с тобой сможем путешествовать по миру незаметно, чтобы никто нам не мешал.

Уже в самолете я решила осведомиться, как мы будем незаметно передвигаться в воздушном замке: Пабло отвечает: «По возвращении ты узнаешь как». Отныне и впредь, каждую нашу встречу, он будет устраивать мне незабываемые сюрпризы. Сегодня Эскобар заметил нечно любопытное: по мере того, как он раскрывает мне свои секреты, мои тайны тоже потихоньку становятся явью. Больше всего это заметно по глазам. Когда я узнаю что-то новое, мои счастье, радость и энтузиазм заставляют его почувствовать, будто он только что выиграл автогонку, а я – призовая бутылка шампанского.

– Тебе когда-нибудь говорили, что ты самая пьянящая в мире, Вирхиния?

– Всегда говорят! – счастливо восклицаю я, потому что знаю: отбросив скромность, мы оба нашли идеальную пару. С этого дня, чтобы утаить самые сокровенные секреты, придется закрывать глаза. – Ты сможешь докопаться до них оооочень медленно… с помощью особой открывашки для шампанского «Perrier Jouët Rosé»!

Пабло убежден: в этом нет необходимости, ведь для следующего сюрприза ему понадобится связать меня и даже сковать наручниками. Широко улыбаясь, я отмечаю, что меня никогда еще не связывали и не пристегивали наручниками. Спрашиваю: может, он садист, как в фильмах.

– Я очень испорченный садист, в тысячу раз хуже, чем в фильмах ужасов. Тебе разве об этом не говорили, родная? – шепчет он мне на ухо. Потом берет меня за подбородок и пристально вглядывается, как будто я – глубокий колодец, в котором он ищет способ удовлетворить свои самые сокровенные желания. Я ласкаю его и говорю: «Мы – идеальная пара, потому что я мазохистка», – он целует меня, отвечая, что всегда это знал.

Настал день сюрприза. Пабло заезжает за мной в отель к десяти часам ночи. Как всегда, машина с четырьмя охранниками следует за нами на безопасном расстоянии.

– Не могу поверить, что такая женщина, как ты, не умеет водить машину, Вирхиния, – говорит он, срывая машину с места. – На сегодняшний день только душевнобольные не умеют этого делать!

Отвечаю: любой полуграмотный шофер может водить автобус с пятью передачами, а я почти слепая, с интеллектуальным коэффициентом 146. Вместо вождения автомобиля он скорее пригодится, чтобы вбивать в голову 10 000 лет цивилизации и запоминать получасовые репортажи за пять минут, так как я не могу разглядеть телесуфлер. Пабло спрашивает, во сколько я оцениваю его коэффициент IQ. Отвечаю: где-то 126.