Любить нельзя отвергнуть - [2]

— Тара, подготовь мне ванну, пожалуйста, и принеси прохладный сок польхи.

— Ванна готова, миде и… и сок тоже, — робко пискнула девушка.

Я не смогла сдержать грустного вздоха и поплелась в ванную комнату. Нежная кожа на ногах неприятно зудела, запястья болели, а в свежем воздухе всё ещё слышался запах гари. Нервным движением потёрла шею, в очередной раз убеждаясь в отсутствии на ней цепи. Это только сон… просто сон.

— Завтрак подать в ванную или желаете спуститься вниз?

Я вздрогнула от голоса служанки.

— Нет… нет, не хочу. Подготовь мне платье, я схожу в храм Иллирии.

Тара кивнула, она знала, что я всегда после очередного кошмара хожу к служителю Иллирии и провожу в храме несколько часов, желая отчиститься от грязи кошмара. Тара кивнула. Её мысли мне были известны, многие поговаривали, что злые силы наслали на молодую миде порчу, ведь завистников в Хассилин всегда много, а я слыла на все восточные княжества завидной невестой. Пусть и не стану княгиней, это право принадлежит старшей сестре, но благородная кровь и богатая семья ужа сами по себе лакомый кусочек.

Я облегчённо выдохнула, когда за служанкой закрылась дверь. Посмотрела в зеркало. Бледная как поганка, красные глаза, губы искусаны, а длинные волосы цвета льна растрёпаны, словно я не спала, а учувствовала в петушиных боях. Отвернулась от нелицеприятного вида и опустилась в воду. Ноги тут же обожгло.

— Ай, — зашипела я и посмотрела на покрасневшие лодыжки. Огонь… сегодня во сне я чувствовала огонь на своих ногах, чувствовала, как он пожирал израненную кожу. Ран от пыток не было, а вот лёгкий ожог в наличии имелся. Причём на обеих ногах.

Быстро вылезла из воды так и не успев помыться, укуталась в халат и как ветер вылетела из ванной.

— Тара, помоги мне, — дрожащим голосом попросила я. Взяла из рук служанки бокал с прохладным соком польхи, осушила его за два глотка и начала спешно одеваться.

— Миде, ваши волосы мокрые.

— Тара, пожалуйста, я попросила тебя помочь, а не извещать меня об очевидных фактах.

— Конечно.

Служанка помогла мне одеться в длинное строгое платье пепельного цвета, какое полагалось надевать, идя в храм Иллирии, и собрала ещё влажные волосы в причёску. Через минуту я уже шла по главной улице города, кивала горожанам, приветствовавшим меня, и очень старалась не переходить на бег. Но едва стены серебристого храма показались в поле зрения, не выдержала и побежала.

— Миде Дарина, что случилось? — Служитель Иллирии подошёл ко мне и взял за руку, видя, что я нахожусь на грани истерики.

— Я больше не могу… — голос мой был похож на комариный писк. — Это невыносимо…

— Снова сон?

Я сжала дрожащие губы и кивнула. Служитель Иллирии, облачённый в тяжёлые серебристые одежды, обозначающие его высочайший статус, указал на два кресла с высокими спинками. Считалось, что резные серебрёные узоры должны были слова исповеди донести до пресвятой Иллирии, и лишь человек с искренним желанием искупить грехи, может сидеть на этих местах, а нечистые… Впрочем, вариантов, что случалось с нечистыми было так много, что я порой поражалась выдумке народа и их воображению.

— Я ведьма… — прошептала я, когда молчание уже стало слишком гнетущим, то есть практически сразу.

— Нет Дарина. Это не так.

— Меня сожгли… снова, и на это раз у меня остались ожоги от праведного огня.

— Ожоги?

— Да, — сквозь слёзы прошептала я. — На ногах. Я чувствовала как огонь пожирает меня, чувствовала как цепи стягивали шею, не позволяя сделать и вздоха, я… я чувствовала, что… — я разрыдалась окончательно. — Что ведьма. Я знала это.

— Ты не ведьма, мы это выяснили ещё два года назад, — строго произнёс служитель. — Ведьмы коварны и твои сны это лишь наваждения. Ты должна быть сильна духом и верить.

— Тогда что это?! — выкрикнула я, подняла подол платья и показала красные пятна на ногах. Мужчина тут же отвернулся. Возмущаться моим вульгарным поведением он не стал, я всегда ходила по грани, рискуя нарушить нормы приличия, но обычно всё же старалась держать себя в установленных рамках, а сейчас, вдобавок к своему темпераменту, была слишком расстроена.

— Посмотрите и скажите что это! — выкрикнула я. — Это… это знак…

— Опусти платье, — сухо потребовал служитель. Я глубоко вздохнула и вернула подол на его законное место и даже прикрыла носки туфель.

— Не могу больше так жить. А что будет в следующий раз? Я проснусь с обожжённым лицом? Или опалёнными волосами? Этому должно быть объяснение получше, чем наваждение!

— Я понимаю…

— Прошу меня простить, но вы ничего не понимаете!

Я поднялась на ноги, развернулась на каблуках и вышла из храма. Приветливый лучик солнца тут же известил меня о прекрасной погоде, но порадоваться ей желания не возникло. Отмахнувшись от невинной бабочки, решительно повернула налево и зашла в узкий переулок. Лавка со сладостями находилась на другом конце города, но главная дорога была слишком извилистой, а желание съесть чего-нибудь сладкого слишком сильным, а воспользовавшись дорогой, что шла дворами можно было срезать довольно приличный кусок дороги. Но пройдя совсем немного, я нерешительно замедлила шаг, услышав знакомые мужские голоса, подошла к углу дома, откуда они раздавались, и словно заядлая шпионка навострила ушки.