Любить не просто - [117]

— Куда я поеду?.. Моя душа здесь. А родичей у меня нет, — отвечала сердобольным соседкам.

Спустя два года умерла и Марусина. Но этого никто как-то и не заметил. Ее похоронили рядом, но от могилы не осталось теперь и следа.

Михайло обошел вокруг забытого надгробия, повырывал бурьян, отгреб сухие листья и пошел дальше. Грустили над белыми крестами плакучие ивы. Стряхивали с себя слезы-листья кудрявые клены…

СНЕГ

За окном падает снег. Падает тихо, задумчиво.

Вот летит, порхает пушистая снежинка и опускается прямо На сердце. Потом упала вторая, третья, а там все они облепили его пушистым белым слоем. И было от этого пусто и холодно. И почему-то страшно.

Она не хотела отойти от окна и все смотрела, как падает снег. Мохнатый снег. И это был уже не снег, а кружилась осенняя листва и мягко стлалась под ноги… И пьянила, дурманила хмелем… То кто-то касался ее щеки:

— Слышишь?

То кто-то спрашивал:

— Видишь?

И сердце ее отстукивало:

— Да, да, да!

Они бежали вдоль молчаливой аллеи осеннего парка. Он скрывал их от недоброго чужого глаза, стряхивал на них свой убор. Они шли по шумным бульварам под проливным дождем. И обильный осенний дождь весело отблескивал в их глазах. Они слушали музыку в переполненном душном зале, и для них расцветало лето.

И это лето зеленело в ее глазах. А в его — зажигало ночные звезды. Она думала, что эти звезды — вечны. А они погасли… Когда? И не заметила. Узнала как-то случайно, когда он поднял телефонную трубку и, меняя голос, сказал:

— Нет, нет, его и сегодня нету! Наверно, и не будет…

Возможно, и совсем не будет…

За окном падал мохнатый снег…

Я НЕ ПРИДУ

Я не приду к тебе. О нет, я не боюсь… Я просто — люблю. Я изнываю от прикосновения твоих рук. Ты снишься мне…

Ты смотришь на меня со страниц книг и журналов. Ты шепчешь в завываниях снеговея:

— Эх, ты-ы!

Ты сидишь рядом со мной в душном троллейбусе, и я не чувствую ни тесноты, ни толкотни. Я улыбаюсь твоей улыбке:

— Эх, ты-ы!

На меня смотрят другие и тоже улыбаются. Пускай!

Ты ходишь со мною всюду. Хотя я давно не вижу тебя. Но ты сказал:

— Я зайду к тебе после работы!

И я жду. Долго-долго. Последней покидаю школу. Жду…

Первой прихожу. Сажусь за свой стол. Еще никого нет. Только уборщица удивленно поглядывает на меня. Пускай! Я — жду!

Я отказываюсь от кино, я забываю про работу. Я могу сама тебя увидеть, стоит только сделать несколько шагов и свернуть в сторону. Но я — не сворачиваю. Я — жду…

А ты не пришел. И я увидела тебя сама. И опять ты сказал:

— Эх, ты!.. Хоть бы раз вспомнила обо мне.

— О тебе?.. Еще чего!

— Эх, ты!

— Что — я?

— Гордая, загадочная. Кто вас разберет?

— А разве так трудно понять? — Я смотрю в твои глаза, и они понимают меня. Я вижу, как пульсирует кровь на твоих висках, как напряглось твое тело…

— Я хочу быть вместе с тобой — всегда! А ты?

— И я…

— Ты придешь ко мне еще?

А ты? Ты не пришел. У меня — тоже своя гордость.

— Нет…

Искры метнулись в твоих глазах.

— Не понимаю! Снова не понимаю!

Да, ты не понимаешь. А мне — больно. Потому что я отрываю тебя от сердца. Слышишь, как оно рыдает? Но нет, ты этого не можешь услышать!..

Я прощаюсь с тобой. Я хороню свою мечту.

Я не приду к тебе…

Эх, ты…

ПОРТРЕТ Вместо послесловия

— Значит, мы пишем о вас так: журналистка, молодой научный работник, педагог. Тут нужно указать возраст — сколько вам лет.

— Двадцать пять. Разве вы забыли, дорогой редактор?

— Но лет пять назад вы тоже говорили, что вам двадцать пять!

— Бросьте!.. Это от неопытности. Конечно, мне тогда было намного меньше.

— О! Простите, я забыл, что имею дело с женщиной!

— Мне приятно, что вы наконец это поняли…

Мне в самом деле приятно. Бывают иногда такие моменты, когда мужчинам не хочется делать чего-то такого — неприятного…

А сейчас мне приятно, потому что я вижу тут фотографа — он нацелил на меня объектив и ищет более выгодный ракурс.

— Тогда ясно, вопрос о возрасте отпадает. Но я думаю, вы не будете возражать, если мы поместим ваш портрет на обложке вашей книги. А это наш фотограф — Петр Яковлевич. — Редактор почему-то думал, что я не догадываюсь, кто это и чего он хочет. Я видела, как фотограф настойчиво пытался уловить в моих глазах искру вдохновения.

Аппарат щелкнул, и я вздрогнула.

— М-м… Петр Яковлевич! Что вы! Сбоку нельзя снимать. Ну, неужели вы не видите?.. Мой нос!..

— Нормально! В чем дело? Все будет в порядке!

— Петр Яковлевич! Умоляю!.. Вот так, анфас, можно слегка сбоку. Чтобы срезать конец носа.

Редактор разглядывает меня со всех сторон, как куклу в магазине, даже через стол перегнулся.

— Да-да, правда, Петр Яковлевич. — Редактор захватывает инициативу в свои руки. — Чтобы мысль была в глазах, понимаете? А то у вас все какие-то испуганные. И нос подкоротить — он в самом деле длинноват…

— А вы бы еще дольше водили меня за нос с этой книжкой! — я не выдерживаю. Я вспоминаю всю редакционную волокиту, и меня трясет…

Я вскакиваю на ноги. А сбоку — клац! клац! — Петр Яковлевич собирает урожай на искры вдохновения.

— Вы что, хотите, чтоб на фото какая-то фурия была? Пугать людей? Да каждый читатель, увидев такую ведьму, отшатнется! Избави боже от ведьмы дома, а тут тебе еще в книжке навязывают!