Любить не просто - [103]

— Прости, а почему я должна желать этого?

— Я не понимаю тебя. Чем я для тебя плох?

— Если хочешь, скажу… Только не обижайся! Слишком много чулок в твоей коллекции, Анатолий. У меня нет охоты пополнять ее. Это тебя раздражает… Ну, извини… Сам напросился…

— Извиняю. И скажу: ты просто не понимаешь меня.

— Понимаю. Тебе не довелось встретить настоящих женщин. В этом твоя беда.

— Ты ошибаешься. Ты нич-чего не понимаешь!

— А что ж тут понимать? Ты просто не можешь перешагнуть через собственный эгоизм.

— Это тебя… Иван научил?

— Оставь в покое Ивана. Ведь он твой друг.

Вера вернулась в комнаты. Там гремела музыка, шел негромкий разговор. Один Михайло настороженно поднял голову к ней — и уши у него покраснели как мак.

— До свидания, друзья!

Снег уже не сыпался. Морозный воздух приятно холодил лоб. На другой стороне улицы засыпает ее дом. Гаснут в окнах огни. Глубокая ночь. Глубокая тишина. Торжественная тишина. Нигде ни души. Прошлась мимо дома раз, второй…

Лифт бесшумно вынес на пятый этаж. Дверь кабины мягко распахнулась, и она шагнула на площадку. И застыла от неожиданности: опершись на перила, в позе ожидания стоял Анатолий. Смотрел на нее серьезно и устало.

Вера не знала, что сказать. Молча посмотрела, молча подошла к дверям, отперла. Постояла на пороге, раздумывая или колеблясь. Обернулась к Анатолию:

— Ты кого-то ждешь?

Он подошел к ней. Взялся за косяк.

— А войти можно?

Посторонилась.

— Пожалуйста. Только… я страшно устала. А завтра надо готовиться — у нас будет комиссия из министерства. — Включила в комнате свет и стояла не раздеваясь.

— Это все, что ты могла мне сказать? — Он пристально смотрит ей в глаза, голос хриплый.

— Нет, не все. Я хочу еще сказать, чтобы ты поскорее уходил отсюда. Ну… пожалуйста!

Он резко повернулся и выбежал из прихожей. Вера упала в кресло. Ей начала надоедать эта упорная игра.

Любопытно, сколько он простоял возле ее двери? И что подумали там, у Кати… Бедный Михайло! У него такие добрые, встревоженные глаза…

Вернулась в прихожую, щелкнула внутренним замком. И тут заметила на туалетном столике у зеркала шапку — серебристую нерпичью шапку Анатолия.

Мигом схватила ее, точно она обжигала; не закрыв дверей, кинулась бегом назад… там еще, наверно, веселятся.

Отчаянно нажала на звонок и звонила не переставая… Костя со страхом смотрит на нее. Не может слова выдавить. Она гневно оттолкнула его и, яростно дыша, с шапкой Анатолия ворвалась в комнату.

Он стоял посреди шумной компании, счастливо улыбаясь, как победитель. Губы небрежно мнут кончик сигареты. В глазах внезапный испуг.

— Вот! Возьмите!.. — Вера изо всех сил кидает шапку ему под ноги. — И больше… — Она задыхалась, точно в комнате совсем не стало воздуха. Стремительно кинулась к выходу. Костя молча попятился. Выбежала в прихожую и открыла дверь. Она рванулась изо всех сил, словно кто-то ее догонял, и запрыгала по ступеням вниз.

— Спокойной ночи! — небрежно кинул Костя, и сухой смешок его оборвала хлопнувшая дверь…

ДОЖДЛИВАЯ НОЧЬ

Капли дождя разбивались о стекла и стекали мутными струйками. За окном метался по двору ветер, где-то за лугами пенилась река, безнадежно хватаясь за поределые кусты аира.

Тося нагнулась над тетрадями, пыталась читать. А в ушах звенел чей-то ласковый голос. Тося вскидывала брови, плотно смыкала веки, силясь отогнать непрошеные мысли.

Терла лоб, переставляла настольную лампу и снова всматривалась в ученическую тетрадь.

— Читаешь? — кажется, говорит кто-то за спиной. — Хочешь убежать от себя?.. Не убежишь, милая, не убежишь.

Ш-ш! Ш-ш-ш! — шуршит за окном темень дождя.

— Нет, нет, ни за что! — испуганно расширяются глаза Тоськи. В них мелькают маленькие язычки огня — отблески лампы. Вон там, за дверью, он. Там спят дети. Их дети.

Прислушалась к шороху в соседней комнате. Но это ветер шумит ветвями, щелкает каплями дождя по стеклам.

Тося снова переставляет лампу, крепче сжимает виски.

— Слышишь? Тося?..

Нет, нет, она не слышит. Она видит своего мужа рядом — вот он нежно берет ее за руки и, приподнявшись на цыпочки, шепчет ей что-то на ухо.

Тося улыбается. Он сильнее прижимает ее локоть к своему боку. Она ощущает его костлявую руку сквозь пальто, инстинктивно отстраняется, чтобы поправить шарфик на шее.

— Тебе он так идет. Я взял последний в магазине, — он ласково улыбается, и Тося знает, что его глаза сейчас превратились в серо-зеленые точечки, они колют ее щеку и ждут благодарности. Не слов, нет, — а движения сердца. Но оно молчит.

— Хочешь, я тебе куплю те лакированные туфли, которые тебе понравились?

— Зачем? У меня ведь есть… Мне ничего не нужно.

— Я сам знаю, что тебе нужно, жена, — гордо поднимает он голову, как бы потонувшую в модной широкополой шляпе. — Ты слушай меня.

Она вздохнула. Ей завидовали — ох, как любит ее муж. Ни на шаг от себя не отпускает. Сам все покупает — костюмы, платья, пальто, туфельки, даже халаты для кухни. Она никогда не рискнула даже подумать, будто сама может что-то купить по своему вкусу.

— Разве у тебя мужа нет? — обижался он. — Я сам знаю, что нужно моей женушке.

Всякий раз после получки он торжественно высыпал из портфеля покупки и требовал, чтобы Тося тут же примерила. Бросался на колени, обдергивал, поправлял.