Любить и верить - [14]

Соски превратились в твердые, болезненные бугорки и вызывающе торчали. Клэр непроизвольно сжала бедра, чувствуя все нарастающее желание и не собираясь уступать ему. С ее губ сорвался невнятный звук.

— Я знаю, ты тоже хочешь меня, — хрипло пробормотал он. — Почему бы не поддаться порыву? Я более чем готов и весь в твоем распоряжении…

Руки Клэр сжались в кулаки, и она подняла их, чтобы оттолкнуть его, и открыла рот, чтобы сказать, что он должен оставить ее в покое, потому что в нем сейчас говорит не любовь и даже не страсть, а обычная животная похоть, но в эту секунду его губы впились в ее рот. Одной рукой он взял ее за затылок. Поддерживая голову, другой рукой он сжимал бедра, не давая шевельнуться. И Клэр забыла обо всем. Потеряла голову. Прижатая к сильному телу, чувствуя себя во власти его рук, губ, языка, она почувствовала, что сдается без борьбы. Стиснутые, упиравшиеся в грудь кулаки расслабились, ладони скользнули по гладкой мокрой коже. Его язык проник в ее рот, губы неумолимо раздвигали ее губы, и Клэр с радостью, словно старого знакомого, приветствовала его вторжение, отвечая на поцелуй. И руки Брюса конвульсивно сжались еще сильнее. Он целовал ее со свирепой настойчивостью, словно стремился проглотить заживо, вобрать в себя, и Клэр ощутила, как желание буйным пламенем загорелось в крови.

Вдруг он неожиданно и почти грубо отстранился, и она покачнулась, лишенная опоры.

— А в этом ты не изменилась. Все такая же, — холодно проговорил он.

Она вздрогнула, словно от удара. Его слова были как ушат холодной воды. Ей стало ясно, что Брюс мстит ей за прошлое. Все его действия, все прикосновения и этот полный страсти поцелуй были направлены лишь на то, чтобы унизить ее. И, похоже, ему это удалось.

— Ты все так же легко воспламеняешься, Клэр Фолкнер, — с циничной усмешкой продолжал он. — Приятно сознавать, что некоторые вещи в этом непостоянном мире все же неизменны.

— Что ты пытаешься доказать? Что ты сильнее меня? Что можешь возбудить мое тело, не затрагивая сердца? Что ты из тех мужчин, которые считают нормальным унижать женщину за ее ошибки и выплескивать на нее свою горечь и злость на весь свет? Ответь мне, Брюс. Что ты пытаешься доказать и кому?

Он равнодушно пожал плечами и ладонями стал легонько нажимать на ее соски. Клэр задохнулась от волны возбуждения, прокатившейся по ее телу.

Заметив ее реакцию, Брюс удовлетворенно улыбнулся.

— Значит, я был прав насчет тебя. Ты вспыхиваешь, как сухая щепка, к которой поднесли спичку.

Она отступила и, гордо выпрямившись, уже не обращая внимания на свою наготу, посмотрела на него.

— Что ж, теперь, когда ты убедился в этом, может, прекратишь свои эксперименты? Или мне придется терпеть твои издевательства до тех пор, пока я не выберусь отсюда?

Его взгляд стал жестким. Клэр вглядывалась в его серые глаза, когда-то полные любви, а сейчас такие холодные, словно хмурое зимнее небо. Скорее всего, ей просто почудилась теплота в его голосе, потому что очень этого хотелось.

Не обращая внимания на ее негодование и не отвечая на ее вопросы, Брюс продолжал смывать с нее пену. Он проделывал это с таким безразличием, как будто имел дело с незнакомым человеком или горой грязной посуды, а не живой женщиной, которую когда-то любил и лелеял.

Самолюбие Клэр было глубоко уязвлено. Она стряхнула его руки и бросилась прочь. Брюс выключил воду и в два прыжка нагнал ее. Схватив полотенце, он успел набросить его на Клэр, прежде чем она добралась до двери.

Чувствуя себя зверем, загнанным в угол, она, повинуясь безотчетному порыву, вскинула руку и замахнулась на него. Брюс перехватил Клэр за запястье, и ее ладонь лишь слегка коснулась его щеки.

— Больше никогда так не делай, иначе пожалеешь, — пригрозил он.

Она вырвала свою руку, с сожалением отметив, что он даже не попытался удержать ее.

— Выходит, раньше я ошибалась в тебе. Ты способен на любую жестокость.

Брюс прищурился и, притянув ее к себе, зажал между своих сильных бедер.

— Я же предупреждал тебя, но ты не хотела слушать.

Едва Клэр ощутила теплоту упругого тела, едва ее ноздри уловили мужской мускусный запах, как непреодолимое желание, охватившее все ее существо, свело на нет возмущение и гнев. Никогда раньше она не испытывала такого вожделения! Она заставила себя взглянуть на него, и негодование вновь вернулось к ней.

— Ты ошибаешься, Брюс. Я все прекрасно слышала, но ты забыл предупредить меня, что твоя совесть и моральные принципы остались в тюрьме.

Желваки заиграли у него на скулах. Стиснув зубы, он бесстрастно обмотал полотенце вокруг ее мокрого тела и, закрепив конец, с непроницаемым выражением лица проговорил ровным, невозмутимым голосом:

— Я провел пять лет среди отбросов общества и выжил. Я способен даже на такое, чего ты и представить себе не можешь. Поэтому не советую тебе толкать меня на крайности. Вряд ли тебе понравится то, что может произойти.

Клэр почувствовала себя полностью опустошенной. Она подошла к двери и, взявшись за деревянную ручку, спросила:

— Почему ты так упорно отказываешься поверить, что я приехала сюда, чтобы исправить зло, которое причинил тебе мой отец?