Любить и верить - [18]

Люди зашевелились, начали подниматься, толпиться у выхода. На улице уже самые нетерпеливые стояли у двери автобуса.

Было холодно. Дул резкий, пронизывающий ветер. Женщины в плюшевках, несколько мужчин в пальто и шапках из кролика. В середине толпы стояли баба с детскими саночками, девушка с большим чемоданом.

Шофер долго не выходил.

В толпе было слышно:

— Десять минут уже лишних стоим.

— Открывай там, Иван, ждать его будем на холоде на таком.

— Совести совсем уже никакой.

А где-то рядом бубнил невидимый бабий голос:

— Такая уж — третий год сама работает, а с матки все дай. Матка учила, учила, за одну квартиру пятнадцать рублей каждый месяц. Ты б помогла теперь когда, дык приедет на выходной, с города ж все везут или колбасы какой, или рыбы, дык: мне со свертками неудобно!

Наконец из автовокзала, из маленькой двери с надписью «Служебный вход», вышел молодой парень. Среднего роста, плотный, в толстом свитере под пиджаком.

Он залез в кабину, открыв двери, стал впускать по одному, проверяя билеты. Толпа задвигалась. Молодой парень в аккуратном осеннем пальто отталкивал детские санки, которые баба совала ему прямо в лицо.

— Да уберите свои санки, что вы делаете!

— Это ты кому, Марья, санки купила, или сама решила под весну с горки покататься? — добродушно спросил парень, что читал книжку на вокзале.

— Куда же я их уберу? — отвечала баба первому. — Внучку, внучку мне привезли, давай, баба, санки, и все тут.

Шофер тем временем обнаружил безбилетника и выталкивал его на улицу.

— …Я сказал, — повторял шофер, — без билетов никого. Сорок пять человек, и никаких. Кто с билетами, проходите. Без билетов не посажу, и не лезьте! — выкрикивал он то и дело. Полная женщина, в плюшевке без билета стояла у двери, не решаясь зайти, и просила:

— Детухна, ти мне ж до вечера тут сидеть, ну пусти ты меня, я ж заплачу тебе.

— Иди, иди, не мешай делать посадку.

— Ну, детухна, ну пусти ты меня.

— Иди, не мешай людям с билетами заходить.

Эти слова смутили женщину, она отодвинулась, давая проход, но все стояла рядом с дверью и продолжала:

— Ну пусти ты меня, ти мне ж тут до вечера сидеть, детухна…

В автобус лезла баба с саночками, держа их двумя руками над головой, а билет был в кармане плюшевки.

— Билет?

— В кармане, возьми ты сам.

Шоферу было неудобно лезть в карман, он взял саночки.

— Давай билет.

— Есть, есть билет, вот, есть.

В это время часть толпы — около трети (безбилетники) — сгрудилась у задней двери, мужчины впереди, женщины нерешительно сзади. Кто-то открыл дверь и стали залазить в заднюю дверь. Человек шесть успели войти, и только тогда шофер заметил, бросил саночки и кинулся, проталкиваясь, по проходу на заднюю площадку.

— Кто входил? Кто входил, а ну, назад!

Но толпа безбилетников молча лезла вперед, толкая впереди пожилого мужчину, а в переднюю дверь тоже полезли люди без проверки. Шофер кинулся к передней двери.

— Прекращаю посадку, прекращаю, подождите, всех с билетами посажу.

А уже над головами передавали увязанный в большущий женский платок телевизор.

Безбилетники все влезли в заднюю, влезли все, кто стоял у передней. Сергей Андреевич влез самым последним.

Шофер, протискиваясь между людьми, добрался до кабины, сел на свое место, обернулся к салону и сказал:

— Пока не очистят заднюю площадку, кто без билетов, никуда не поеду. Хоть до вечера будете сидеть. — И сел на свое место. Автобус злобно гудел, в общем гуле выделялись голоса:

— Всем ехать надо.

— А может, человек из больницы.

— Вот Коля уж был молодец — всех возьмет, никого не кинет.

— Молодой он, боится.

Но постепенно озлобленность гула опала. Люди были в автобусе, в тепле, автобус шумел спокойнее, и тот же бубнящий бабий голос, что и раньше, опять стал слышен связно и понятно:

— …Вот ей с сыном уже повезло — такого дитенка бог дал. И не пьет, и не курит. Одно у него с детства — играть да танцевать. На все гулянки да на свадьбы зовут. Десять или пятнадцать рублей каждый раз. И в академии учился, на агронома, баян себе купил, и матке помогал. Пришлет сотню или полсотни.

Парень, что читал книжку в вокзале, с насмешкой сказал шоферу:

— Ты б радио включил, веселее бы было.

После этих слов шофер посидел минуты две, махнул рукой, дернул ручку тормоза, и автобус заскользил с горочки по обледенелой дороге.

Автобус ехал, набирая скорость, впереди уже показался поворот на проселочную дорогу, уходившую в лес, как вдруг он резко остановился. Люди зашевелились, стали рыться в карманах. Дверь открылась, и в автобус втиснулась худощавая женщина с неприятным лицом. Она спросила контрольку у шофера и стала пытаться проверять билеты. Автобус снова злобно загудел, а контролер, проталкиваясь и пререкаясь со всеми сразу, добралась почти до середины, — дальше пройти она не могла, там двое мужиков держали на руках, примостив на спинки сидений, увязанный в платок телевизор. Люди висели один на другом. Контролер спрашивала через несколько человек:

— А ты билет на багаж взял?

— Ага, взял, — вызывающе отвечал мужик, державший телевизор.

Люди шумели, ругались, а за окном был виден какой-то складик у самой дороги, а за ним, укрывшись от ветра, стояли друг против друга два мужика. Один среднего роста, щуплый, робкий, даже немного заискивающий, в фуфайке и кирзовых сапогах, зимней простой шапчонке. Другой — высокий, в брезентовом плаще до пят, в меховой (лисьей рыжей) шапке, в валенках-катанках, широко расставив ноги. Ветер то и дело вырывался из-за складика, трепал капюшон плаща высокого. Ветер был очень сильный, гнул березовые аллейки вдоль дороги, гнал тучи по сырому небу. Автобус тронулся, и все дальше уезжал от мужиков. Они стояли, не меняя позы, а кругом их ветер гнал облака и гнул тоненькие деревца.