Любимец женщин - [23]

— Я… я как раз думаю…

— …О том, что было пять лет назад? — Сильвия сжала губы и с трудом кивнула. — Это было не очень хорошее время?

Девушка с трудом отвела взгляд от его гипнотизирующих глаз. О, в этих глазах можно было утонуть и попасть в рай…

— Да нет, не особенно!.. — ответила она дрожащим от волнения голосом.

— Что с вами тогда случилось?

Сильвия отвернулась и медленно покачала головой.

— Неужели вы думаете, что я скажу вам правду!

Губы Трэвиса скривились в жесткой улыбке. Блестящие темные глаза оценивающе смотрели на нее в течение нескольких показавшихся ей бесконечными секунд… Однако, когда он наконец заговорил, его голос был ровным и серьезным.

— Нет, Сильвия, не думаю. — Он отвернулся от нее и спросил: — Так будут ли в этом доме на Рождество мир и согласие? Или вы решили и дальше продолжать проводить политику молчания?

Ненавижу! Ненавижу! Ненавижу! — повторила Сильвия про себя, вылетая из кабинета Стила и громко захлопывала за собой дверь.

5

— Я уж думал, что он никогда не заснет, — сказал Трэвис, обгоняя Сильвию на лестнице. — Вы заглянете что-нибудь выпить перед сном?

Девушка заколебалась. Она собиралась подняться в свою комнату, принять ванну и пораньше лечь спать. Это был Сочельник, но настроение у нее было далеко не праздничное.

— Вы играете в шахматы?

Вопрос для Сильвии оказался настолько неожиданным, что она автоматически ответила утвердительно.

— А играете вы хорошо?

— Надеюсь, что да, — тихо ответила она, и в ее голосе прозвучала нотка раздражения, поскольку вопрос Трэвиса прозвучал так, словно он не допускал и мысли о том, что она способна на что-либо путное.

— Хорошо, тогда как насчет того, чтобы сыграть партию в шахматы и выпить по рюмочке? — на его губах заиграла поддразнивающая, такая очаровательная улыбка. — Обещаю не сердиться, если вы у меня выиграете.

Сильвия была в нерешительности. Черт возьми! Она терпеть не могла выглядеть несчастной, ненавидела себя за то напряженное, жесткое выражение лица, которое у нее появлялось всегда, когда он был поблизости. Где-то в глубине души она оставалась девочкой, любящей смеяться и наслаждаться жизнью. Разве она по-настоящему хотела рано лечь спать в своей одинокой спальне в Сочельник? Короткий кивок головы свидетельствовал о ее согласии.

Она не играла уже много лет и немного разучилась. Трэвис легко выиграл у нее первую партию, но во второй Сильвия всерьез взялась за дело и в третьей играла так хорошо, что они закончили вничью.

Трэвис собрал резные деревянные фигурки и стал укладывать их в ящик. Сильвия взглянула на свои наручные часики: оказалось, что они играли почти два часа.

— Вы играли очень хорошо, где вы научились? — спросил он.

Девушка сделала глоток мартини, согревая граненый бокал в руках, и ответила:

— Я сама научилась по учебнику, когда мне было восемь лет.

Его черные брови в удивлении поднялись.

— Здорово, — сказал он. — Ведь это довольно трудная игра. А родители вам помогали?

— Мои родители были совершенно другими, — с грустью ответила Сильвия.

Трэвис закрыл ящик с шахматами и с интересом взглянул на девушку:

— Что вы имеете в виду?

Она тихо вздохнула и пожала плечами:

— Я имею в виду, что они больше интересовались телевизором, скачками и посещением пивной. Интеллектуальные проблемы не интересовали их ни в малейшей степени.

— Я затронул больную тему? — тихо спросил Трэвис.

На лице Сильвии отразилось удивление.

— Нет, пожалуй, нет… Давно, когда я была маленькой, я хотела, чтобы они были другими, — сказала она с вымученной улыбкой. — Мне удалось поступить в хорошую школу. Там я была белой вороной. У нас не было блестящего автомобиля, мы не жили в богатом доме в престижном районе. Мои отношения с другими девочками были какое-то время трудными, вы знаете, как это бывает! — Она оглядела большую комнату, богато украшенную произведениями искусства, и быстро добавила: — А может быть, и не знаете…

— Вы думаете, я всегда так жил?

— А разве нет?

— Я знавал и другие времена, — протянул Трэвис, отпивая глоток виски.

Сильвии хотелось расспросить его. Она хотела знать о Трэвисе Стиле все, что только можно. Ее интерес был безграничен. Однако после вчерашней размолвки она старалась не вести разговоров на личные темы.

— Итак, вы не осуждаете их?

— Моих родителей? — Сильвия с нарочитой осторожностью поставила свой бокал на столик для закусок. — Нет. Они делали для меня, что только могли, — в их понимании, конечно…

— А вы хотели бы, чтобы было по-другому?

Девушка пожала плечами:

— Это все в прошлом. Мы такие, какие мы есть…

— Эта фраза звучит как-то знакомо, — медленно проговорил Трэвис. — Где я мог слышать ее раньше? Ах, да! — Он широко улыбнулся. — Вспомнил! Вы так сказали во время обсуждения моей подмоченной репутации!

— Да, и эти слова справедливы, — отозвалась Сильвия с горячностью. — Никто не может изменить себя. Внешний облик может от времени меняться. Мы можем даже выглядеть убедительно в другом образе на какое-то время, но, в конечном счете, вы не можете изменить того, что составляет вашу суть.

— Значит, вы по-прежнему считаете меня отчаянным сердцеедом, — бросил Трэвис насмешливо.

— Но ведь не всегда гувернанток соблазняют в лесу их работодатели, не так ли? — резко сказала Сильвия, неловко откинувшись на софе, когда его смеющиеся глаза встретились с ее взглядом. Как он может сидеть здесь и говорить все это после того, что он сделал?