Любимая и потерянная - [19]

— Ладно, — сказал он. — Идемте, я вас провожу.

Через темноватый зал ресторана они прошли в маленькую гардеробную, расположенную возле уборной, и, свернув в боковую дверь, попали в крохотный бар, помещавшийся слева от входа и напоминавший скорее насквозь прокуренную туалетную комнату. Едва переступив порог, они разом окунулись в густой гул, в котором сливались голоса, покашливание и взрывы смеха. Мигая от дыма, Макэлпин огляделся, ища глазами Фоли. Стены бара были сплошь увешаны фотографиями боксеров и ядовитыми карикатурами на видных граждан Монреаля. Вообще же, помещение имело довольно убогий вид: несколько потертых табуретов, покрытых красной кожей, три никелированных столика возле стены, и еще один — побольше — в нише около окна. Однако, судя по одежде посетителей, сюда ходили люди далеко не бедные.

— Вон он Фоли, — прошептал Вольгаст.

— Где?

— За стойкой, помогает Дойлю. Любит он изображать буфетчика. Из всех наших клиентов я только ему доверяю это дело. Эй, Чак, тут к вам приятель, — обратился он к Фоли.

— Здорово, Джим, сейчас я подойду, — Фоли смешивал коктейль. — Я, видишь ли, при исполнении.

Макэлпин усмехнулся, стремясь показать, что чувствует себя как дома, хотя ничего подобного он не чувствовал.

— Не обращай внимания на Дойля, — сказал Фоли, указывая на тощего смуглого человека с лоснящимися черными волосами и пронизывающими глазками, который уныло прислонился к кассе. — Он сегодня не в себе. Мутит с похмелья. Вчера вечером он кутнул, угощал всех нас и перевалил работу на Вольгаста. Сегодня гуляет Вольгаст, а обслуживать его должен Дойль. Со стороны не видно, но он пьян в стельку.

— Бармен, — обратился Вольгаст к Дойлю, — проснитесь, познакомьтесь с приятелем Фоли. Его зовут Макэлпин. Угостите его за мой счет. — Он повернулся к Макэлпину. — Называйте его Дерль, чтобы он чувствовал себя с вами по-свойски. Это же ирландская пичуга из Бруклина. Пернатый…

— А сами-то вы кто? — огрызнулся Дойль. — Пьянчуга из Польши. Пархатый… — Он что-то взвесил в уме и воинственно добавил: — Кто сказал, что я не ирландец?

— Ладно, все мы ирландцы, — ответил Вольгаст и подмигнул.

— Хотя Макэлпин, к примеру, историк, — вмешался Фоли.

— Историк? Ну и что? А я шизик. — Вольгаст пожал плечами. — Познакомьте наших с историком, Чак. — Он тщательно отсчитал деньги за коктейль Макэлпина, и Дойль с презрительным негодованием выбил чек. — До чего же хорошо сейчас на свежем воздухе, — сказал Вольгаст и вышел.

Фоли выбрался из-за стойки и потащил Макэлпина к столику в нише знакомиться. Он был до смерти доволен, что вокруг все свои и тут же вместе с ними его старый приятель Джим.

Лица сидящих за столом лоснились от пота. То и дело раздавался дружный смех: приятели поочередно подначивали друг друга. Биржевой маклер по имени Артур Никсон, светловолосый, тучный, напоминавший бело-розового слона, пытался что-то рассказать Дейву Грину бывшему боксеру, а ныне процветающему портному и почитателю Спинозы. Он то и дело хватал Грина за плечо, но тот сбрасывал его руку, стремясь продолжить спор с карикатуристом по имени Клод Ганьон, одетым в шикарную полосатую рубаху щеголем французом, который, впрочем, не выражал желания его выслушать, ибо сам наконец-то обрел слушателя в лице седого грузного человека, похожего на угрюмого Будду. Седовласый слушал только потому, что самого его уже никто не слушал; его звали Уолтер Мэлон, он был журналистом, жил некогда в Париже и прекрасно чувствовал себя там в окружении близких по духу людей. Но война поломала его жизнь. Он вернулся в Канаду и писал теперь редакционные статьи.

— Вы не знаете, отчего Вольгаст разговаривает шепотом? — спросил Макэлпин у Никсона.

— Говорит, что отравился газом во время первой мировой войны, — ответил маклер. — Дерль же утверждает, что Вольгаст сроду не был на войне, а шепчет просто для того, чтобы люди его внимательней слушали. А вы и в самом деле историк?

— В самом деле. А что?

— Если не возражаете, я кое-что вам расскажу, — робко произнес Никсон.

— Что за вопрос. Валяйте.

— Милостивый боже, — ликующе воскликнул маклер, — вот наконец нашелся человек, готовый меня выслушать!

— Одну секунду! — крикнул карикатурист Ганьон, хватая Макэлпина за руку. — У меня вопрос к профессору. Какое отношение к истории имеем мы с вами?

— Не обращайте на него внимания, — взмолился маклер. — Он способен говорить всю ночь. Вот послушайте, это случилось, когда я был в Чикаго…

— Я тоже хочу участвовать в истории, — не унимался Ганьон, — мне причитается в ней мое скромное место.

— Но вы его не получите, потому что очень уж мелко плаваете, — устало пояснил Мэлон.

— Великий Мэлон в изгнании пытается играть роль Наполеона. Мэлон вечно мнит себя Наполеоном.

— Не слушайте вы его, — сказал Мэлон. — И что это все стараются примазаться к истории со своей историйкой?

— Вы не ответили на мой вопрос, Макэлпин.

— Он очень сложен. Лучше выпьем еще раз, — добродушно отозвался Макэлпин и заказал всем выпивку. Ему нравилось, как изощрялись эти шутники по поводу его профессии.

Одобрительно ухмыляющиеся лица придвинулись поближе. Прямо из-за его плеча выглядывала насмешливая физиономия Дойля, который наконец-то избавился от головной боли и блаженствовал. Длинный столбик пепла на его сигаре реял некоторое время над рюмкой Макэлпина, потом над его плечом и осыпался наконец на рукав.