Люби меня нежно. И сердца боль - [14]

«Шила в мешке не утаишь», — снова подумала она, оглядываясь в поисках фартука. Он нашелся на подоконнике, за шторами, тоже местами вымаранными (видимо, кто-то из Олежкиных гостей принял шторы за полотенце).

— Тетя Света, каким ветром вас занесло в наши неспокойные края? — воскликнул Олег, явно взбодрившийся после того, как выпроводил своих подружек. — Я так мыслю, что это маман попросила вас стать моим персональным цербером?

— Ну и паршивец же ты, — покачала головой Светлана Владимировна. — Иди лучше оденься. А то ходишь, как туземец.

— Вас смущает нагое мужское тело? Какой пассаж! Вы же вроде замужем уже были…

— Ха, нашел чем смутить: цыплячьей грудью! Уйди с глаз моих долой, пока я добрая! — притворно разозлилась она и хлопнула его по бритому затылку.

Он тут же скрылся.

— Открой везде форточки! — приказала она, давно уже привыкнув не церемониться с Тамаркиным сыном.

Потом Светлана Владимировна привычно взялась за уборку. Обнаружив отсутствие даже хлеба, соли и сахара, она немедленно рекрутировала в ближайший гастроном юного казанову. Тот же, подспудно чувствуя неловкость из-за того, что Светлана Владимировна «застукала» его в столь неподходящий момент, подчинился почти безропотно.

Перемыв посуду и все, что можно было перемыть, она принялась за остальные комнаты.

Видела бы Тамарка, что творилось в ее шикарной квартире!

Все пять комнат выглядели так, будто тут недавно располагался военно-полевой бордель, спешно эвакуированный куда-то. Везде валялись пакетики из-под презервативов, окурки, обертки от конфет, сигаретные пачки, куски пиццы, баночки из-под разных кока-кол, бутылки шампанского. Целое поле битвы представляла собой спальня супругов Климовых, и особенно огромная постель, в которой юный последователь Камасутры предавался бог знает каким утехам (каким именно, Светлана Владимировна даже думать не хотела).

«Далеко парень пойдет», — вздохнула она и споро привела квартиру в божеский вид, попутно взяв из потайной шкатулки 200 долларов, которые ей оставляла Тамарка. Света вначале всегда опускала в шкатулку сдачу, остававшуюся после всех расходов на пропитание детей Тамарки, которых она частенько оставляла одних, но подруга резко заявила, что и слышать не хочет ни о какой сдаче. «Я знаю, как эти двое паршивцев гадят, так что считай, что это твой дополнительный заработок».

После уборки она приготовила обед.

Олега не было довольно долго, и когда он вернулся наконец с хлебом и солью, его встретили аппетитные запахи из кухни.

— Теть Свет, вас сам Бог послал! Дайте посмотрю, нет ли у вас крылышек? — сказал Олег, делая попытку повернуть ее к себе спиной.

— Ну тебя! — отмахнулась она, шутливо занеся над его головой толкач для картофеля. Он так потешно скривился и сжался, будто ожидая удара, что она невольно улыбнулась.

— Ну лоботряс же! Вот лоботряс! Бить тебя некому.

На Олега решительно невозможно было сердиться. И хотя за услуги, ему оказанные, он никогда не говорил «спасибо», принимая их как само собой разумеющееся, окружающие особенно долго и не возмущались. Под действием обаяния Олежки таяли даже самые ожесточенные сердца и рты расплывались в неудержимой улыбке.

К примеру, насколько Света знала, дочери доставалось за беспорядок от Тамарки больше, чем Олегу.

Вот и сейчас Света чувствовала, как сердце наполняет легкость, а тяжелые, тревожные мысли отступают куда-то далеко-далеко. Ведь если бы с Вадиком случилось что-то плохое, Олег бы знал об этом и просто не мог бы вести себя так, как всегда.

Она позвала его обедать. Тот, давно уже исходивший слюной, примчался незамедлительно. Она налила ему только что сваренных щей (Тамарка обычно не очень утруждала себя готовкой, предпочитая кормить семейство рекламными супами от «Галины Бланки»), положила большую гору картошки с жареной курицей, подвинула хлеб и салат.

— Круто! — восхитился Олег, втягивая носом аромат щей. — Мать уже достала своими бульонными кубиками.

В устах Олега для ее стряпни это выглядело как комплимент.

Светлана Владимировна села напротив него за стол и с улыбкой принялась наблюдать за его здоровым аппетитом. Она решила повременить с вопросами, которые ее больше всего волновали, и подойти к ним издалека.

— Когда мать-то приезжает?

— Недельки… через две, не раньше, — он сглотнул и три раза ударил костяшками пальцев по столешнице.

— Ох, и ввалит же она тебе, когда застукает.

— Тамарка? — переспросил он в свойственной ему бесцеремонной манере называть всех за глаза, даже мать, по имени. — He-а, она во мне, ясном соколе, души не чает.

— Ох, господи, откуда такая непробиваемая, чудовищная самоуверенность? — ткнула она его пальцем в лоб. — Отец твой, вроде, нормальный мужик, без этих твоих выкрутасов.

— Я — не отец. Он типичный подкаблучник, получающий от давления этого каблука всяческое удовлетворение. Жуткий парниша.

— Еще добавить? — обреченно вздохнув, спросила она.

— Теть Свет, я вам что — лошадь? — возмутился он.

— Нет, не лошадь, — спокойно согласилась она. — Жеребец — будет правильнее.

Олег чуть не подавился.

— Мадам, вы меня смущаете.

— Как же, тебя смутишь. Смотри, принесет какая к порогу ребетеночка, скажет: принимай, папашка, пополнение.