Люба – Любовь… или нескончаемый «Норд-Ост» - [3]

Шрифт
Интервал

Естественно, российская Клеопатра, в отличие от египетской, была снежно бела. Прекрасная северянка. Белая березка. Кожа на лице – нежна. Как у новорожденного…

– Кто это? – тихо спросил я Полину.

– Студентка не то третьего, не то четвертого курса.

– Кто защищает диссертацию, не ее муж?

– Ее муж, вон, видишь, подает ей руку, чтоб она не полетела на ступеньках. Муж – лет двадцати пяти, высокий, спортивного разворота плеч молодец с ухоженной шевелюрой. Ботинки на невиданно мною ранее толстой, видно, ныне модной подошве.

– Семья красавцев, – сказал я удовлетворенно. – Как Клеопатру зовут? Полина пожала плечами, но тут из рядов послышалась.

– Люба! Иди к нам. Мы тебе бережем место…

Люба кивнула подругам, мол, спасибо, но пошла в сторонку, куда повел муж.

Первые три-четыре ряда были почти не заняты. Там усаживались припоздавшие профессора. Вот появился академик Несмеянов, уселся в углу, открыв какую-то папку. Полина поспешила туда, чтобы поздороваться с профессором Платэ. Он усадил ее рядом с собой, спросил о чем-то. Дружно посмеялись над чем-то. Она вскочила на ноги, зовет меня. Есть место!

Я отрицательно машу головой. Негоже мне, чужому, никому здесь неведомому, восседать рядом с Несмеяновым и Платэ. Тогда Полина движется ко мне.

– Иди! – восклицает. – Альфред Феликсович хочет с тобой поздороваться. – Иди же! Он ждет!

Пришлось подняться и двинуться, под вопрошающими взглядами студентов, все время чувствуя неловкость. (Если придется писать самозванца, очередного Гришку Отрепьева, мелькнуло вдруг, не забыть про это чувство неловкости… Господи, а ощущали ли исторические наглецы неловкость?!) Альфред Феликсович вначале оглядел меня с ног до головы. А когда мы пожимали друг другу руки, сказал со своей постоянной гальской шутливостью:

– Исповедуйтесь, гуманитарий! Должен же я знать всю правду, в чьи руки передал ученицу, которой гордился… – И вполголоса: – Надеюсь, Полина возьмет в свои крепкие руки гуманитария… – Профессор Платэ гуманитариям явно не доверял, а, возможно, и недолюбливал их.. Показал на свободный стул рядом собой.

Подошел молодой человек, очень похожий на Альфреда Феликсовича:

– Познакомься с моим сыном.

Вижу: с удовольствием знакомит – гордится им. Николай Альфредович Платэ чуть ниже отца. Подтянутый, корректный, франтоватый. Невозмутим и предельно вежлив, как посол иностранного государства.

Рядом усаживались незнакомые мне профессора, продолжая вполголоса свой разговор. Из груды непонятных мне профессиональных слов мое ухо уловило имя Сахарова. «Того самого?!!» Кажется, того самого! «Андрей Дмитриевич» повторили дважды.

Значит, опять академик Андрей Сахаров кинул камень в академическое болото?!

Имя академика соседи произносили не то с удивлением, не то с уважением.

Невольно вспомнилась давняя защита нашего друга Гриши Леви, израненного фронтовика. Тогда вот так же пришли припоздавшие профессора. Их лица сияли. Оказывается, они только что явились с заседания в Академии наук. Выступил новый академик, многим неизвестный. И своей короткой и спокойной речью он отвел кандидатуру ученика Трофима Лысенко, которого прочили в члены-корреспонденты академии наук, а заодно усомнился в теории самого Трофима Лысенко. Академики давным-давно, и без Сахарова, знали, что Лысенко невежда, авантюрист, убийца подлинной науки – генетики… Но высказать это вот так, публично, никто не смел.

Зав отделом ЦК партии, восседающий за столом президиума, спросил с явным раздражением председательствующего академика Несмеянова.. И даже чуть привстал, чтобы тут же дать неведомому клеветнику и очернителю отпор.

– Кто этот мальчишка?

– Отец водородной бомбы, – спокойно ответил Несмеянов.

Представитель ЦК тяжело опустился на стул и больше уже не подымался…

Гораздо позднее я узнал, что именно в этом, 1968 погромном году на Западе была опубликована статья академика «Размышление о прогрессе… и интеллектуальной свободе.» Академик Сахаров в те дни открыл миру свое лицо.

Присевшие рядом профессора, видно, были знакомы с этим глубоким и смелым трудом еще до его публикации. И вполголоса обменивались мнениями.

Наконец, показался виновник торжества – предельно измученный ученый-диссертант, взял в руки указку. Защита очередной докторской началась. Я просидел всю защиту с умным сосредоточенным видом, не понимая ни аза, и думая свои тяжкие думы…

Я уже знал, друзья позвонили – только Александр Твардовский приказал не вычеркивать Григория Свирского из списка своих писателей – внутренних рецензентов «Нового мира». Чтоб не подох Григорий с голода. Кроме этого неверного заработка, все дороги мне перекрыли. Благодарная родина – советская Россия. Меня бы «пенсией по старости» точно неудружила. Подохнет Григорий Свирский – туда ему и дорога… Если сразу не загребут, придется, видно, уносить ноги…

Мой вгляд остановился на продуманно взъерошенной Клеопатре и ее муже, и все остальное время я думал о молодых, которым так повезло. Наше поколение подкараулила война. В моем классе из тридцати пяти человек выжило трое. А под ноги этих красавцев легла мирная страна. Забота и любовь. Завидуй-не завидуй, так сложилось…


Еще от автора Григорий Цезаревич Свирский
На лобном месте. Литература нравственного сопротивления, 1946-1986

Григорий Свирский восстанавливает истинную картину литературной жизни России послевоенных летНаписанная в жанре эссе, книга представляет собой не только литературный, но и жизненный срез целой эпохи.Читатель найдет здесь портреты писателей — птиц ловчих, убивавших, по наводке властей, писателей — птиц певчих. Портреты литераторов истерических юдофобов.Первое лондонское издание 1979 г., переведенное на главные европейские языки, стало настольной книгой во всех университетах Европы и Америки, интересующихся судьбой России.


Мать и мачеха

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Штрафники

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Наш современник Салтыков-Щедрин

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Андрейка

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Запрещенный роман

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рекомендуем почитать
Грёзы о сне и яви

Жанр рассказа имеет в исландской литературе многовековую историю. Развиваясь в русле современных литературных течений, исландская новелла остается в то же время глубоко самобытной.Сборник знакомит с произведениями как признанных мастеров, уже известных советскому читателю – Халлдора Лакснеоса, Оулавюра Й. Сигурдесона, Якобины Сигурдардоттир, – так и те, кто вошел в литературу за последнее девятилетие, – Вестейдна Лудвиксона, Валдис Оускардоттир и др.


Ненастной ночью

Жанр рассказа имеет в исландской литературе многовековую историю. Развиваясь в русле современных литературных течений, исландская новелла остается в то же время глубоко самобытной.Сборник знакомит с произведениями как признанных мастеров, уже известных советскому читателю – Халлдора Лакснеоса, Оулавюра Й. Сигурдесона, Якобины Сигурдардоттир, – так и те, кто вошел в литературу за последнее девятилетие, – Вестейдна Лудвиксона, Валдис Оускардоттир и др.


Щастье

Будущее до неузнаваемости изменило лицо Петербурга и окрестностей. Городские районы, подобно полисам греческой древности, разобщены и автономны. Глубокая вражда и высокие заборы разделяют богатых и бедных, обывателей и анархистов, жителей соседних кварталов и рабочих разных заводов. Опасным приключением становится поездка из одного края города в другой. В эту авантюру пускается главный герой романа, носитель сверхъестественных способностей.


Любовь под дождем

Роман «Любовь под дождем» впервые увидел свет в 1973 году.Действие романа «Любовь под дождем» происходит в конце 60-х — начале 70-х годов, в тяжелое для Египта военное время. В тот период, несмотря на объявленное после июньской войны перемирие, в зоне Суэцкого канала то и дело происходили перестрелки между египетскими и израильскими войсками. Египет подвергался жестоким налетам вражеской авиации, его прифронтовые города, покинутые жителями, лежали в развалинах. Хотя в романе нет описания боевых действий, он весь проникнут грозовой, тревожной военной атмосферой.Роман ставит моральные и этические проблемы — верности и долга, любви и измены, — вытекающие из взаимоотношений героев, но его основная внутренняя задача — показать, как относятся различные слои египетского общества к войне, к своим обязанностям перед родиной в час тяжелых испытаний, выпавших на ее долю.


Две тетради

Это — первая вещь, на публикацию которой я согласился. Мне повезло в том, что в альманахе «Метрополь» я оказался среди звёзд русской словесности, но не повезло в том, что мой несанкционированный дебют в Америке в 1979-м исключал публикацию в России.Я стоял на коленях возле наполняющейся ванной. Радуга лезвия, ржавая слеза хронической протечки на изломе «колена» под расколотой раковиной… я всё это видел, я мог ещё объявить о помиловании. Я мог писать. Я был жив!Это — 1980-й. Потом — 1985-1986-й. Лес. Костёр. Мох словно засасывает бумажную кипу.


Первый день лета

Жанр рассказа имеет в исландской литературе многовековую историю. Развиваясь в русле современных литературных течений, исландская новелла остается в то же время глубоко самобытной.Сборник знакомит с произведениями как признанных мастеров, уже известных советскому читателю – Халлдора Лакснеоса, Оулавюра Й. Сигурдесона, Якобины Сигурдардоттир, – так и те, кто вошел в литературу за последнее девятилетие, – Вестейдна Лудвиксона, Валдис Оускардоттир и др.