Лю - [19]

— Шлюха! — бросает мне гнусное отражение меня самой. — Скажи, ты себя видела в зеркале? Разве тебя не предупредили, что в шестнадцать часов будет коктейль? А кто в шестнадцать часов надевает вечернее платье, деревенщина неотесанная?

— Отцепись от меня, зануда! — отвечаю я ей.

— Даже в платье от Пако Рабанна ты выглядишь как набитая дура! Бестолочь!

— Зато мэр, назначив меня ПГД, так не думает!

— Дурочка! Сегодня назначил — завтра выставит!.. Клин клином вышибают, ускоренный оборот капитала и рабочей силы, ускорение денежного обращения и рабочих, эмиграция, иммиграция, перемещение, реорганизация, детерриториализация, увеличение сделок с капиталом, сопутствующее снижение нормы прибыли, научный и технологический прогресс, развитие — тщательно контролируемое — производительных сил, финансовая нестабильность, увольнение, безработица, низкий уровень жизни, бедные страны третьего мира, бомжи! Таковы железные законы этого безжалостного общества. Заруби это себе на носу!.. И слушай мои приказы. Я уже тебе говорила, что это не детская игра — подняться до моего уровня и стать достойной меня! Это вопрос мастерства, которым ты не владеешь!.. И я вынуждена признать, что сгораю от стыда за тебя!.. Ладно… Надень свое платье «Монтана» цвета индиго, с бретельками, перекрещивающимися на спине, серебристые чулки и туфли на каблуке — вот так будет отлично! Помни, что идти на коктейль — то же самое, что идти на фронт. Лучше быть во всеоружии!..

— Слушаюсь, мой генерал! — ответила я.

Я сделала так, как посоветовала рыжеволосая. Лишь бы дело выгорело! А поверх платья цвета индиго набросила короткий жакет из серебристой лисы (еще один подарок мэра, счет за который он отправил на этот раз не казначею, а одному из своих друзей, президенту-генеральному директору какого-то водного ведомства, с которым у него «контракт»).

Я повесила на плечо свою сумку на ремешке с Диком внутри и (поскольку мои колебания по поводу прикида, которые я описала выше, длились более трех часов), рискуя сломать свои прекрасные ноги в серебристых чулках, понеслась — на высоких каблуках — к станции метро «Сен-Поль» (прямая линия до площади Конкорд в направлении «Дефанс»). Я могла бы из экономии вызвать такси, но поездка в метро — это последняя оставшаяся у меня возможность с начала моего стремительного социального взлета изучать «массы», от которых мне не хочется «отрываться».

На станции «Отель-де-Виль» с меня взяли пошлину в размере около 70 франков несколько наглых бомжей, которым я напрасно попыталась прочесть нотацию: неужели для них в этом мире существуют лишь деньги? Но они оказались корыстными материалистами! Никакого самолюбия!.. 70 монет, это на 20 монет больше, чем поездка на тачке!., о, простите, в «такси». Мне нужно отныне следить за своим языком: по одежке встречают, по языку провожают, сказала моя рыжая наставница, а мой язык — это черт знает что. Кажется, я должна выбросить из своего словаря все эти «классно, шик, потрясно».

— Лады! — ответила я.

Насвистывая «Когда начинается дождь» и крутя своей сумкой на длинном ремне, я вошла в холл «Крийона». Справа в большом салоне, под люстрами с подвесками, свешивавшимися с жутко устаревшего позолоченного потолка, теснилась дурацкая толпа — мужские и женские особи разного возраста, среди которых преобладали хорошо одетые старики; вокруг стоял приглушенный шум голосов, прерываемый идиотскими смешками. Двери салона загораживал здоровяк в черной ливрее. На его шее висела золотая цепь с крупными кольцами, указывающая, без сомнения, на его рабство (а я-то думала, что социалисты отменили его вместе со смертной казнью еще в 1981 году). Он спросил мое имя, а затем сообщил о моем приходе. Я увидела, как человек десять, повернув головы, уставились на мою скромную персону. Среди них я узнала (отражение в зеркале напротив) рыжую девицу, которая, кажется, не слишком обрадовалась моему появлению («Держись прямо, — шепнула она, — и перестань вертеть сумкой!»), а также всё в красных пятнах лицо мэра не-знаю-какого-города, который сидел рядом с шикарной, но староватой блондинкой (немного за тридцать, костюм цвета розовой фуксии), прижимающей к груди мерзкого серого пекинеса. Это была его жена Арлетт. Он представил ее мне (я сразу заметила, что ей переделали нос), а также ее любовника, с которым она помирилась (Жан-Поль, сорок с лишним, хирург-косметолог-художник, последователь боди-арта и, помимо прочего, заместитель мэра); переделанный нос — явно его работа.

— Наш новый ПГД, — сказал мэр. — Очень способная молодая женщина.

— Да, — подтвердила я. — Я на все способна!

— Мы в этом не сомневаемся, — немного с высокомерным видом сказала жена-любовница, — не так ли, Жан-Поль? Стоит лишь посмотреть на мадемуазель, как тут же задаешься вопросом: на что она не способна?

Жан-Поль, завязывавший свои длинные волосы в хвост, как и мэр, все время чихал, как и мэр, носил, как и мэр, костюм от Кензо (цвет — желтый «Кодак», стиль — Хо Ши Мин) и зеленые сапоги с острыми носками. Они оба были ленинцами во времена их марксистской молодости.

— Будь лапочкой, товарищ, — шепнул мне на ухо мэр. — Принимай желаемое за действительное, старый мир изменился!