Лытдыбр - [51]

Сюжет репортажа в полной мере описывается в его названии: мы действительно вышли однажды на исходе субботы вчетвером на пешеходную улицу Бен-Иегуда в Иерусалиме, сели у бронзовых дверей банка “Дисконт”, отгородившись от прохожих распахнутым гитарным чехлом, и пару часов дурным голосом (за неимением лучшего) пели за деньги разнообразные русские песни, искушая щедрость, музыкальный слух и терпение столичных жителей, проходящих мимо. Задекларированная цель эксперимента состояла в том, чтобы выяснить, сколько могут заработать своим искусством уличные музыканты. На самом деле, независимо от научной достоверности и репрезентативности полученных нами финансовых результатов, мы просто отлично развлеклись, причём два раза: сначала, когда пели за деньги, а потом – когда сочиняли статью с таким названием.

Вспомнил я об этой статье десятилетней давности после того, как за одну неделю успел повстречать всех участвовавших в её написании соавторов. Было это не в пример сложнее сделать, чем в Иерусалиме начала девяностых, когда все мы жили друг от друга на расстоянии вытянутой руки (руку надлежало вытянуть, стоя на тротуаре, в пределах прямой видимости какого-нибудь местного таксиста). С Арканом Каривом я увиделся в неве-иланской студии телеканала “Израиль-Плюс”, где он ныне работает редактором и ведущим нескольких программ, а я записывался в предновогоднем выпуске передачи “Ваше право”. Арсена Ревазова, ныне президента рекламной компании ИМХО VI (холдинг Video[55] International), я встретил в VIP-зале аэропорта Шереметьево-2, улетающим из Москвы в Европу. Демьяна Кудрявцева довелось увидеть на 31-м дне его рождения, в тихом лондонском округе Кенсингтон, в уютной двухсотметровой квартирке окнами на Гайд-парк. Сам я провёл ту неделю между Иерусалимом, Москвой, Лондоном и Генуей (а строки эти пишу в кабинете ещё одного моего московско-израильского друга, Стаса Бельского, сменявшего писгат-зеэвские хоромы начала девяностых на просторную двухэтажную виллу на вершине горы в итальянской деревне Мадонна ди Сассо, с видом на лаго дель Орте и заснеженный пик Монблана вдали, а, дописав, отправлюсь в долину за билетами на следующий рейс, из Ниццы или Женевы в Москву)…

Не претендуя на статистическую достоверность своих наблюдений, отмечу, однако, цифру. Из четырёх израильтян, чьими именами была подписана статья в “Вестях” 1992 года, по состоянию на конец декабря 2002 года жить в Обетованной остаётся один. Самый, замечу, старший из нас четверых и первым из всех (чуть ли не в 1988 году) в Израиль приехавший. Не скажу за всю алию девяностых (так как не располагаю цифрами), но по субъективному моему ощущению, с целевой аудиторией статьи “Как мы пели за деньги” произошла примерно такая же история. Под “целевой аудиторией” я понимаю не весь миллион с лишним приехавших из СНГ в Россию в первой половине девяностых, а вполне конкретную (и, вероятно, узкую) прослойку молодых профессионалов в возрасте от 23 до 35 лет, с нормальной специальностью и хорошим ивритом. Прослойку, которая, в общем-то, оказалась в Израиле вполне успешно устроена и востребована сразу по приезде.

Я не говорю о “социальных случаях” – репатриантах в возрасте за 45, которые после нескольких лет мытарств в Обетованной вернулись бедствовать в Россию от невозможности найти в Израиле работу или выжить на пособие. Среди моих русско-израильских знакомых в этой возрастной категории “ре-репатрианты”, они же йордим, сколько-нибудь заметной доли не составляют. А говорю я как раз о тех своих сверстниках, которые в начале 1990-х выводили чёрной икрой поверх красной девиз: “Жизнь удалась”, снисходительно пролистывали в местной прессе раздел новостей с “доисторической родины” и вальяжно подкармливали ресторанными ужинами заезжих московских коллег, полагая их бедными и голодными. Мы свято были уверены тогда, в первой половине девяностых, что в Израиле всё у нас сбылось, что тут мы пустим корни, наплодим детей, и здесь же они нас со временем похоронят. И если во второй половине девяностых мы двинулись стройными рядами обратно в Россию (вариант: в Европу, Америку, Канаду), то случилось это отнюдь не от безработицы, скромного размера выплачиваемых пособий или “иврит катан”.[56]

Оперируя аналогией из советских времён, мы вернулись в Россию по тем же самым причинам, по каким возвращается в Москву выпускник московского вуза, отбыв несколько лет по распределению в Бийске или Кемерове, сделав фантастическую, по бийско-кемеровским понятиям, карьеру. “Ну почему, почему ты едешь? – пытаются понять его порыв остающиеся в Кемерове (Бийске) начальники, сослуживцы, друзья, любовницы, невесты. – Ты же здесь добился всего, о чём мы даже не мечтали. В Москве ты никогда не получишь должности главврача облздрава, не станешь главным архитектором города, не возглавишь губернаторский предвыборный штаб”… А он и не спорит, только улыбается загадочно. Потому что он уже понял то, чего не поняли они. Или думает, что понял. А на самом деле он – заложник своих неуместных амбиций. Но факт остаётся фактом: он садится в самолёт и летит в Москву.