Ля Тортуга. От Аляски до Огненной Земли - [75]
Эти ритмы все еще преследовали нас, когда мы двигались вдоль берегов Титикаки к границе Боливии, где мы не имели никаких осложнений: наши бумаги впервые за весь путь были наконец в порядке. В нескольких милях от границы стоял курган, нам пришлось его объезжать и снова удалиться от Альтиплано. У его подножия лежала колыбель доколумбийской цивилизации. Высокие каменные пальцы Тиауанаку, непостижимые, заброшенные и крошащиеся, вздымались к небу прямоугольником величиной с акр. С одного конца стояли гранитные Ворота Солнца — массивная глыба камня, иссеченная таинственными письменами и геометрическим орнаментом, испещренная отверстиями, из которых повыковыряли золотые и серебряные инкрустации. Неподалеку возвышался шестифутовый идол, высеченный из цельного камня, с выпученными глазами и сложенными на груди руками. Он не рассыпался только потому, что, как наша «Черепаха», был скреплен проволокой — единственный признак того, что его пытались сохранить. В миле от этого места за щетинистыми холмами стоит еще более печальный памятник какого-то загадочного племени. Там беспорядочной грудой, точно разрушенный карточный домик, громоздятся глыбы камней еще более древних, чем Мачу-Пикчу или мексиканский Монте-Альбан.
От Тиауанаку до Ла-Паса, фактической столицы Боливии, находящейся на высоте двенадцати тысяч четырехсот футов, — менее шестидесяти миль. В первый раз за все путешествие мы могли позволить себе остановиться в лучшей гостинице, ибо курс валюты трогательно упал и достигал уже четырех тысяч боливиано за доллар. Однако в «Сукре-Паласе» не оказалось свободных номеров, и мы поставили «Черепаху» перед вторым по роскоши отелем, и швейцар заверил нас, что под его недремлющим оком на ней не появятся новые надписи.
Как это ни удивительно, тут не было никаких торжеств, хотя они уже начали готовиться к празднованию 12 октября — дня открытия Америки. В маленьких шумных мастерских, точно портные, сидели по-турецки целые семьи и нашивали блестки и кусочки стекла на расшитые серебром куртки или раскрашивали рогатые маски из папье-маше в самые невероятные цвета. Со стен с дьявольской улыбкой смотрели уже готовые маски, во рту у них поблескивали остроконечные зубы из осколков зеркала.
В Ла-Пасе нет ни одной ровной улицы. Даже Прадо, заставленный статуями центр вечерних прогулок горожан, на одном конце на несколько сот футов выше, чем на другом. После долгих часов путешествия по улицам-ущельям этого заоблачного города я почувствовал, что мне явно недостает скафандра космонавта. У меня кружилась голова, и я был зверски голоден. На Элен высота действовала не так губительно, и она занималась в основном тем, что пыталась уловить последние фасоны шляп; это были главным образом котелки или дерби — черные, белые, желтые и даже розовые. Я бы охотно посмотрел настоящие дерби, но вместо этого мы отправились в ресторан на Прадо.
— Quiere un bebi biff? — спросил нас официант.
Я понял его первые слова, но последние меня как-то озадачили. Он повторил их еще раз, а я мысленно перебирал весь свой запас испанского. Наконец я понял, что они вовсе не испанские. Он просто пытался сказать по-английски «маленький бифштекс».
— Да, — сказал я, — бифштекс было бы неплохо.
В этом городе с фантастическим курсом валюты официант, естественно, вернулся с типичным «маленьким» бифштексом: два огромных куска мяса свисали с тарелок до самого стола. Дина еще целых два дня наслаждалась остатками этих бифштексов.
Швейцар отеля на совесть выполнил свое обещание. Кто-то, разумеется, оставил свой автограф на «Черепахе», но сделано это было не совсем обычным образом. За ручку дверцы была заткнута аккуратно свернутая записка, в ней было написано: «Я надеюсь, что вы приедете в Чили. Если да, то в Сантьяго милости прошу остановиться у меня».
Записка была подписана: «Кармен Куэвас Макенна». Мы много слышали о гостеприимстве чилийцев, но никак не ожидали, что оно само станет нас искать.
В этой стране крайностей боливийская часть Панамериканской магистрали не была исключением. Она резко взлетала к небесам через районы добычи олова и платины, и этот путь, напоминающий скорее штопор, был под силу разве только мулам, да и то снабженным кислородными масками. В одном месте указатель уверял, что высота здесь — восемнадцать тысяч триста футов; несомненно, это была ошибка, ибо даже Пегас не забрался бы на такую высоту. Но во всяком случае ниже двенадцати тысяч футов мы спускались очень редко. Некоторые из подъемов были так круты, что приходилось опасаться, справится ли с ними наш джип.
На протяжении всех шестисот миль через Боливию к Аргентине мы то и дело останавливались, чтобы подтянуть что-либо или прочистить карбюратор. Постоянные тряска и толчки на выбитой и ухабистой дороге сделали то, чего не сделала даже железная дорога Коста-Рики: головки рессорных болтов были срезаны.
