Ля Тортуга. От Аляски до Огненной Земли - [22]
Но выдавались и светлые минуты, когда попадались прозрачные ручьи, и тогда мы ложились прямо на дно, а струйки играли вокруг, хоть на время спасая нас от зноя. Выставив из журчащей воды одни лица, мы любовались стаями попугаев и каких-то длиннохвостых синих с желтым птиц со сверкающими перьями, порхающих в зеленом пологе листвы, нависавшей над берегом. Продолговатые листья, похожие на огромные щиты африканских воинов, покачивались из стороны в сторону, меняя цвет от голубого до желто-зеленого так же стремительно, как падают жалюзи. В массе вьющейся зелени пламенели пурпурные блики рассвета, и если вглядываться попристальней, то на гигантских сердцевидных листьях можно было заметить крошечных зеленых ящериц, греющихся на солнце. Дина неплохо вписывалась в узорчатую листву папоротника.
Реки, где можно было купаться, стирать и пополнять запас питьевой воды, были для нас таким же источников жизни, как и для тех, кто населял эти берега. Наш лагерь на берегу превращался в место встречи двух культур. Пока я осматриваю и привожу в порядок джип, окруженный любопытными, бросившими в реке своих волов и лошадей, Элен стирает среди изумленных, но вполне дружелюбных женщин. Они косятся на ее купальный костюм, состоящий из трусов и лифчика; у них верхняя часть тела совеем обнажена, но ни одной и в голову не пришло бы выставить напоказ ноги. Впрочем, одежда Элен не мешает знакомству, и женщины терпеливо пытаются научить ее действенному, но отнюдь не легкому способу стирки. Стоя по колено в воде в длинных, липнущих к ногам юбках, они звонко колотят белье о камни, но, когда Элен пытается им подражать, у нее получаются лишь жалкие, глухие шлепки. Они демонстрируют ей тонкости ремесла: месят, как тесто, черно-белое мыло домашнего изготовления, скатывают из него шарики, величина которых зависит от степени загрязненности вещей, и пучками травы яростно оттирают пятна. Женщины не относят выстиранных вещей на берег, а кладут их себе на голову, и прохладная вода бежит у них по лицу и спине. Последняя попытка Элен сделать то же привела к тому, что она уронила в воду мыло и с бельем на голове переваливаясь отправилась искать его вниз по течению. Комедия обучения этому весьма практичному ремеслу закончилась тем, что она поскользнулась на илистом камне и вниз головой полетела в воду. Мыло и несколько моих носков унесло при этом в Тихий океан.
Женщины стирают и раскладывают вещи на ближайших кустах для просушки, угощают Элен плодами манго или папайи и болтают, задавая неизменные вопросы, откуда она и куда едет. Но кроме того, они расспрашивают о ее семье и о доме.
Однажды Элен со смехом ткнула пальцем в джип и сказала:
— Вот наш дом. Мы цыгане.
Старуха сочувственно посмотрела на нее.
— У вас нет дома? — спросила она. — Тогда приходите и живите со мной.
Заканчивая стирку, женщины, прежде чем взгромоздить на голову сверкающую белизной кипу белья и идти домой в деревню, купаются и расчесывают свои длинные черные волосы. А мужчины, возвращаясь с плантаций, почти всегда оставляют нам связки бананов, кокосовых орехов, ананасов или утоляющие жажду стебли сахарного тростника. Оставшись одни у реки, мы купаемся и смотрим, как краснеет солнце и медленно опускается за высокие лоснящиеся стволы деревьев.
Порой нам приходилось корчевать пни или засыпать колею всего в нескольких ярдах от железной дороги. Когда проходил поезд, мы махали машинисту и с завистью смотрели на тех, кто сидел в своих машинах на товарных платформах и спокойно почитывал книжечки. Как сон, вспоминались нам надписи, пестревшие на калифорнийских дорогах, — реклама Южной Тихоокеанской железнодорожной компании «В следующий раз попробуйте ехать поездом». Порой, видя, как мы домкратом приподнимали машину, чтобы перебраться через неподъемный камень, изумленные наблюдатели спрашивали, почему мы не едем по шпалам, как делают телеги, запряженные волами, если они иначе не могут проехать. Бессмысленно было объяснять им, что для нас это было бы почти то же самое, что погрузить «Черепаху» на товарный поезд.
Пусть порой мы падали духом, но всегда что-нибудь поддерживало в нас бодрость. Однажды, когда солнце стояло высоко и канистры с водой накалились так, что до них нельзя было дотронуться, мы прокапывали себе дорогу вдоль оврага под насыпью и вдруг услышали тарахтенье: мимо проехала маленькая дрезина. Вскоре мы услышали, что она возвращается; в ней стояло человек семь или восемь весело улыбающихся дорожных рабочих. Дрезина остановилась прямо против нас. Один из рабочих выпрыгнул, сбежал с насыпи и подал нам половину холодного как лед арбуза. Никогда ни до этого, ни после я не ел ничего вкуснее ледяного куска этой розовой с зеленым амброзии.
Был случай, когда неожиданный минутный дождь снова погрузил нас в трясину и поблизости не было ни единого дерева, чтобы привязать оставшийся у нас клочок веревки. Сколько мы ни копали, сколько ни кидали веток в грязь, даже выпустили воздух из баллонов, ничто не помогало — нас только засасывало все глубже и глубже. Я уж было решил оставить Элен и идти разыскивать волов, как вдруг к нам подошло шестеро мужчин. Они были в чистых, свежих одеждах и спешили домой после купания. Без единого слова все они полезли в грязь и начали толкать машину. Когда «Черепаха» была освобождена, они не взяли никакой платы, только пожелали нам «Que le vaya bien» и пошли обратно на речку мыться по второму разу.
