Ля Тортуга. От Аляски до Огненной Земли - [20]

К середине следующего утра удалось преодолеть еще одну милю. Элен медленно вела машину, а я шел впереди, очищая дорогу от слишком крупных валунов и срубая ветки, загораживавшие путь. С каждым шагом лес становился все гуще. Длинные змеевидные лианы свисали с широких, как зонты, крон деревьев; прозрачные голубые бабочки, точно привидения, скользили среди огромных, как слоновые уши, листьев растений, и часто, когда я нагибался, чтобы отбросить камень, меня пугало какое-то движение в траве или бусинки глаз игуаны, стоявшей на задних лапках на сгнившем стволе дерева. Над всем стоял затхлый запах тления. И вдруг перед нами раскинулось непроходимое болото ярдов двести длиной, через которое узким каналом пролегла дорога. Я попробовал всюду, где мог, измерить глубину палкой. Вода стояла дюймов на восемь, но внизу дно было достаточно твердое; Мы осторожно двинулись вперед и погрузились всеми четырьмя колесами. Но футов через двадцать джип пошел все медленнее и медленнее и наконец забуксовал. Прежде чем колеса успели увязнуть, я быстро дал задний ход и выехал на старое место. Потом попробовал еще раз на максимально возможной скорости, рассекая грязь и разбрызгивая черную пенящуюся воду. Двадцать футов, сорок футов… но, как только мы потеряли скорость, джип неуклонно начал погружаться в грязь. Мы с отчаянием смотрели, как вода покрыла колеса; черная жижа подступила к самому борту, и только плавучесть лодкообразного корпуса джипа не давала его засосать.

— Что же нам теперь делать? — жалобно спросила Элен. — Ждать шесть недель, пока дожди не вынесут нас отсюда?

— А для чего же у нас есть лебедка? — ободряюще ответил я.

Кстати, у нас была еще веревка из манильской пеньки полдюйма толщиной, а впереди в пределах ее двухсотфутовой длины стояло несколько деревьев. Один конец я надежно привязал к стволу и дважды обернул веревку вокруг лебедки.

— Включай! — крикнул я Элен, сидевшей за рулем.

Вот веревка натянулась, и джип медленно пошел вперед, толкая перед собой целую гору грязи. Я изо всех сих тянул веревку, чтобы не дать ей проскользнуть по валу лебедки, и так дюйм за дюймом «Черепаха» ползла вперед. Но не успели мы продвинуться и на несколько футов, как вдруг веревка с треском лопнула, я упал назад и растянулся в черной грязи. Видно, в новой веревке оказалось слабое место. Я связал ее. Мы снова попробовали, но она разорвалась в другом месте. Снова и снова рвалась веревка, и я снова и снова связывал ее, пока не обессилел. Пот заливал глаза.

Покрытый черной тиной, я переносил скользкую веревку с дерева на дерево, и всякий раз это требовало все больших усилий. С каждым новым узлом веревка становилась короче, пока через четыре часа она не уменьшилась больше чем на четверть, а мы прошли по болоту еще только полпути.

Попробовал сложить веревку вдвое. Так она не рвалась, но все время запутывалась и у самой лебедки собиралась в твердый узел, который приходилось разрезать. Так я тянул, резал, связывал, и мы мучительно медленно продвигались вперед, а веревка с каждым футом становилась все короче и короче. Вот в ней уже сто ярдов, потом пятьдесят, потом ее уже едва хватает, чтобы достать до ближайшего дерева, и наконец, когда до твердой земли остается всего пятнадцать футов, правые колеса налетают на затопленное дерево.

— Выключай сцепление, — кричу я.

Поздно. Джип угрожающе кренится на бок, густая желеподобная грязь подступает к самой двери, где, орудуя рычагами и акселератором, сидит Элен.

— Прыгай!

Облегченный джип качается, соскальзывает с бревна и выпрямляется. Элен счищает с брюк вонючую грязь, взбирается на свое место и снова включает лебедку, а я склоняюсь над веревкой, чтобы одолеть эти последние пятнадцать футов… Ослабевшие, полумертвые от усталости, мы наконец снова на твердой земле. Когда я сворачиваю остатки веревки и кидаю ее на нос, я не чувствую ни радости, ни облегчения — только тупой ужас при мысли, что все это может еще не раз повториться.

День уже кончался, и мы проехали ровно столько, чтобы избавиться от насекомых, которые столбом вились над болотом. Мы во весь рост растягиваемся на крыше джипа, стараясь не упустить ни одной капли прохладного воздуха. Я едва в силах повернуть голову, когда Элен сказала, что кто-то идет.

По дороге, насвистывая, как это принято в Чьяпасе при встрече с незнакомцами, шел седовласый человек. Он снял шляпу, затем последовали привычные вопросы и ответы. Элен спросила, есть ли поблизости река. Старик покачал головой.

— Далеко, за много лиг[14]. Но у меня есть колодец, и я живу в Хоакин-Амаро, всего в одной лиге отсюда. Вы можете искупаться и провести у меня ночь.

Но как ни заманчиво было его предложение, мысль о трех дополнительных милях до его дома казалась невыносимой, когда мы за весь день прошли чуть больше половины этого расстояния. Мы поблагодарили, и он пошел своей дорогой.

В ту ночь Дина спала снаружи, видно предпочитая москитов духоте джипа. Лежа на влажных койках, мы сквозь дымку предельной усталости смутно слышали непрестанное гудение насекомых, нестройные пронзительные крики попугаев, шорохи травы в зарослях под ногами перепуганного зверька, рычание ягуара в горах и испуганное бормотание обезьян.