Львы Сицилии. Сага о Флорио - [119]

Брат не оборачивается, и она гладит его по руке.

— Что с тобой, тебе плохо?

Он качает головой. Завиток падает ему на лоб.

— Да нет, Пеппина. Просто… — Он отмахивается, как человек, которому все надоело. — Слишком шумно.

Но Джузеппину не устраивает такой ответ. Она вглядывается в его лицо. Они почти одного роста, их глаза встречаются, и мысли друг друга понятны без слов.

— Иногда я думаю, чем была бы наша жизнь, если бы мы были другие, — тихо произносит он. — Если бы у нас не было всего этого, если бы мы могли сами за себя решать… Нам не пришлось бы жить вот так, на глазах у всех. — Он указывает на башню у себя за спиной.

Джузеппина вздыхает, отпускает платье. Розовая ткань пылится и намокает от соленых брызг.

— Мы не были бы Флорио, — отвечает она тоже тихим голосом. Потом смотрит на свои руки в драгоценных кольцах. В ушах у нее коралловые серьги, подаренные бабушкой несколько недель назад со словами, что прошло уже лет пятьдесят, с тех пор как Паоло, ее дедушка, купил их ей. Они ничего не стоят, но для нее они имеют огромную ценность. — Мы были бы беднее. Может, наши родители никогда бы не встретились.

— Не знаю, хорошо это или плохо. Я не про мать и отца, пойми меня правильно. Сегодня, может, мы праздновали бы свадьбу с бокалом простого вина, а не французского шампанского. — Иньяцио крутит бокал в пальцах. Потом медленно, словно исполняя обряд, выливает шампанское в море. — Отец сам выбрал то, чем хотел заниматься, кем хотел стать. Он делал это как умел, да так неистово, что никто не мог ему помешать. А мы вынуждены идти дорогой, которую он для нас проложил. Мы все, и прежде всего — мама.

Джузеппина молчит. Она смотрит на брата, выливающего шампанское из бокала, изучает его красивое лицо и замечает в нем странную грусть, да, как будто Иньяцио оказался свидетелем ужасного события, но не может в него вмешаться. Грусть от сознания своего бессилия, тоску по тому, что никогда еще не было пережито. Тоску, превращающую несказанные слова во вздохи.

* * *

Винченцо не останавливается ни на минуту, переходит от одного гостя к другому. Эта роскошная свадьба, освещенная солнцем, раскрасила 1 апреля 1854 года золотой дымкой.

Он приветствует семью Прожеро, его новых компаньонов по морскому транспорту, Аугусто Мерле и его семью, Кьярамонте Бордонаро и Ингэма, который привел с собой племянника, Джозефа Уитакера. Со всеми обменивается шутками, благодарит их, чокается со свекром, Сальваторе Де Паче. Они разговаривают о делах: кораблях, подрядах, налогах.

Но присутствует здесь и особая группа людей. Лакеям было дано распоряжение обслуживать их в первую очередь, и Винченцо лично встречал их. Они не смешиваются с другими гостями, смотрят на всех невидящим взглядом, держатся особняком. Не участвуют в оживленных беседах за столом, если их мнения не спрашивают.

Все в их жестах и двусмысленных ответах, даже легкий наклон головы указывает на неодобрение. Они рассматривают сводчатый потолок зала «Четырех пиков», соизмеряют затраты на мебель, прикидывают ее стоимость и не могут скрыть смешанного чувства зависти, восхищения и скуки под маской безразличия и скептицизма. И Винченцо, который всегда умел читать по глазам, прекрасно это понимает.

Сегодня у злости и триумфа одинаковый вкус.

Они не могут себе объяснить, говорит он про себя, наблюдая за ними уголком глаза. Не могут понять, как я к этому пришел. Да и как им понять? Они же аристократы. Они веками пользовались привилегиями. Дворяне по крови, которые не гнушаются общением с теми, кто делает деньги, кто занимается торговлей. Но посмотреть на меня с другой стороны у них не получается. Им не дано понять, что в моей жизни нет ни мгновения, когда бы я не думал о своей работе, о море, о кораблях, о тунце, о сумахе, о сере, о шелке, о специях. О доме Флорио.

Он просит подать всем еще шампанского.

Да, у них есть титул и герб на воротах, но нет того, чем обладает он.

Однако и у него нет того, что есть у них. Но он не хочет об этом думать. Сегодня тьма, притаившаяся в глубине души, должна оставаться неподвижной и безмолвной.

* * *

Посреди шумного празднества к Винченцо подходит князь Джузеппе Ланца ди Трабиа. Это уже пожилой мужчина, который ведет себя так, будто должен беречь силы для жизни, — отсюда сдержанность в жестах и ровный голос.

— Признаться, великолепная свадьба, дон Винченцо. Мои поздравления.

— Для дочери и зятя — только самое лучшее, — произносит Винченцо тост, поднимая бокал, а в это время пара в центре зала, неловко двигаясь, исполняет танец. Знак зарождающейся близости. Вскоре гости постепенно присоединяются к ним.

— Вы составили хороший брак. — Князь ди Трабиа не отрывает глаз от шампанского в бокале. — Правильный. Это будет счастливый союз. — Слова как капли яда.

— Благодарю.

Князь прокашливается.

— Как продвигаются дела у вашей судоходной компании?

— Хорошо.

Винченцо выжидает. Такой человек, как князь, не задает пустых вопросов.

— Вы мудро поступили, что отделились, создали собственную судоходную компанию. К сожалению, после неудачного опыта с «Палермо»…

— При чем здесь неудача, князь? Он затонул из-за столкновений с неаполитанцами. Если бы революционное правительство не конфисковало его… что случилось, то случилось. Придется смириться, ничего не поделаешь.