Львовская гастроль Джимми Хендрикса - [118]

Слава богу, что проводник встретил их уже с веселым, пьяным блеском в глазах. Он пожал всем руки, при этом ладонь его оказалась влажной. Завел гостей в тесное служебное купе. Уточнил, кто из них с ним поедет до Одессы, и особенно обрадовался, когда Винничук достал непонятно из каких карманов пальто еще три поллитровки и литровую фляжку и выложил всё это на приоконный столик.

— Сейчас не сезон, — сообщил радостно проводник, глядя на питейные гостинцы. — Пассажиров мало. Напрягаться не надо! Так что мы с ним доедем без проблем!

— Вы его, главное, назад не привезите! Его дома жена ждет! — предупредил Рябцев.

— Будет сделано в лучшем виде, — пообещал проводник, и рука его потянулась к ближней бутылке.

Винничук выложил на стол «набор охотника».

— Ой, не надо! — замахал руками проводник. — У меня тут всё есть! — И он достал из картонной коробки под столом большие стаканы для чая, пачку вафель «Артек» и пачку печенья.

В двадцать два часа пятьдесят девять минут поезд номер 228 отошел от платформы, на которой, покачиваясь, стояли, придерживая друг друга, Алик Олисевич, Юрко Винничук и бывший капитан Рябцев. Они внимательно провожали взглядами хвост поезда, подчеркнутый в темноте красненькими габаритными огоньками вверху.

И вдруг что-то изменилось в воздухе, и все трое втянули головы в плечи, словно в ожидании сильного града или дождя. Но колыхание воздуха на этот раз не было связано с климатом. Сверху раздалось множественное хлопанье крыльев и на этом фоне пронзили своим резким криком-смехом ночной воздух большие белые птицы.

Винничук, Алик и Рябцев смотрели вверх и пытались понять: что происходит? Над их головами в небе кружился птичий смерч, состоящий из сотен или даже тысяч чаек, и новые чайки подлетали со всех сторон, с криками присоединялись к этому странному торнадо, которое становилось всё громче и громче. И вдруг крики их стихли, только хлопанье крыльев продолжало звучать над головами. И бурлящее облако чаек, кружившихся над платформой, на которой стояли трое мужчин, вдруг переплавилось в клин, хорошо организованный острый, птичий клин чаек, который полетел вслед за поездом «Львов — Одесса».

Алик, Винничук и Рябцев не могли оторвать взгляд от этого клина, от этой бесконечной белесой полосы птиц, тянущейся по темному небу за ушедшим пассажирским составом. И всё новые и новые чайки подлетали и пристраивались в хвост этого клина.

Воздух стал потихоньку успокаиваться. И успокоился, позволив всем троим расслабиться и опустить головы.

— Видели? — спросил удивленно Рябцев. — Вся нечисть отсюда улетела!

Алик закивал и посмотрел на Юрка Винничука.

— Так, может, это действительно был твой герой, ну тот, из романа?

Винничук отрицательно замотал головой.

— Нет, я бы до гуцульской русалки, соблазнившей в Черном море русскоязычного одесского моряка, не додумался! Я вообще не понимаю, что может делать гуцульская русалка в Черном море! — раздраженно заявил он. — А вообще, у каждого книжного героя где-то по миру гуляет стопроцентный прототип. Это точно! И наоборот! У каждого человека в какой-нибудь книге бродит по страницам его точное отражение.

— Да-а, — вздохнул мечтательно Алик. — Может, и я по какой-нибудь книге брожу…

— Наверняка бродишь! — кивнул Юрко Винничук.

— Я теперь недели две пить не буду! — поменял вдруг тему разговора Алик Олисевич. — Ни капли!

— Я — месяц! — решительно произнес Винничук.

Рябцев глянул на них критическим взглядом, пожал плечами, но потом, после паузы, тоже кивнул.

Глава 56

Через неделю, однако, все трое собрались у Рябцева в голубятне. Ранний позднеосенний вечер был озвучен музыкой дождя. Дождь то затихал, то снова усиливался, его ритм то замедлялся, то оживал. Но внутри, на втором этаже голубиной башенки, воздух, согретый электрообогревателем и дыханием трех мужчин, поднимался вверх, к третьему, голубиному этажу, и даже согревал птиц, малоподвижных из-за приблизившейся зимы. То один, то другой голубь наверху вдруг расправлял и снова складывал крылья, и их шуршание добавляло в атмосферу вечера ощущение странного, потустороннего уюта. Внизу, возле желтого мотороллера стояли раскрытые три зонтика, готовясь снова через пару часов пригодиться своим владельцам.

Рябцев уже был тут, в голубятне, когда Алик с Винничуком постучались в деревянную дверцу. Он, оказалось, уже с обеда наводил порядок, хозяйничал. Результатом его хозяйничания оказался богатый, с точки зрения холостого мужчины, стол, на котором в тарелке красовалась толсто нарезанная «Докторская» колбаса, шпроты, пластиковое корытце с селедочным филе и прочие вкусности закусочного типа. По центру стола возвышалась стеклянным обелиском литровая бутылка «Немирова», обставленная тремя не самыми маленькими рюмочками. Но всё это гости увидели, только когда Рябцев торжественно убрал с сервированного стола две развернутых страницы из «Зеркала недели». И тут же посмотрел наверх.

— Присаживайтесь! — он указал на табуретки, также покрытые закапанными голубями газетами.

— Ну что, мы теперь — освободители Львова! — сказал Рябцев торжественно, разливая водку по рюмкам. — Только Львов об этом не догадывается!