Лузитанская лира - [67]

Шрифт
Интервал

«Ты повстречался посреди дороги…» 

Ты повстречался посреди дороги
И показался чем-то мне сродни.
Я произнес: — Приятель, извини,
Отложим-ка на час-другой тревоги:
И путь далек, и так истерты ноги.
Я отдохнул — ты тоже отдохни:
Вином одним и тем же искони
Здесь путников поит трактир убогий.
Тропа трудна,— да что там, каждый шаг
Невыносим, и жжет подошвы, как
Последняя дорога крестных пыток...
По-своему толкуя об одном,
Мы пили, каждый плакал над вином —
И в кружках наших был один напиток.

«Орнаментальные кирасы, шлемы…»

Орнаментальные кирасы, шлемы —
Татуировки на моей груди...
Два льва крылатых, щит, а посреди —
Букет фиалок, главный знак эмблемы.
Таков мой герб... На четверти одной,
На красном поле в золоте — лилея,
А на другой, серебряно белея,
Та дева, что повелевает мной.
Цель: дерзновение и жажда чести...
Девиз: рыданье бесконечной вести
О вечности в кладбищенской тени...
Орлы чернеют, крылья гордо вскинув,
Пифоны[145] борются — и все они
Обрамлены гирляндой безантинов[146].

ФОНОГРАФ

Покойный комик произносит спич,
В партере — хохот... Возникает сильный
Загробный запах, тяжкий дух могильный —
И мне анахронизма не постичь.
Сменился валик: звуки баркаролы,
Река, нимфеи на воде, луна,
Мелодия ведет в объятья сна
И уплывает в тинистые долы.
Сменился валик снова: трелью длинной
Живой и терпкий аромат жасминный
Рожден,— о, эта чистая роса...
Завод окончился,— и поневоле
Ушли в туман кларнетов голоса.
Весна. Рассвет. О, дух желтофиолей!

«Опавшая листва еще нежна…»

Опавшая листва еще нежна,
Покуда вянет по холмистым склонам,
Гася последним отсветом зеленым
Моих очей несытых пламена...
Приди, из белизны — под полог брачный:
Недаром ветви сбросили наряд;
Приди! Мои глаза тебя хотят
Запечатлеть невинной и прозрачной.
Так обезумел ежевичный куст,
Стремящийся нежнейшей из иголок
Твоих коснуться ярко-алых уст!..
Одежды плещут, на ветру шурша…
Приди! Из белизны! Ко мне под полог…
Камелия, воздушная душа…

«Стройнейшая встает из лона вод…»

Стройнейшая встает из лона вод
И раковиной правит, взявши вожжи.
О, эта грудь желанна мне до дрожи…
И мысль о поцелуе к сердцу льнет.
Я молод, я силен, — ужели мало?
К чему же стыд? Как грудь твоя бела…
Ты Смерти бы противостать могла,
Когда б ее достойною считала.
О гидра!.. Удушу тебя… Когда
Падешь ты, мной повержена в буруны,
И потечет с твоих волос вода,—
То, от любви спеша к небытию,
Я наклонюсь, как гладиатор юный,
И дам тебе познать любовь мою.

«Окончен бой, и вот моя отрада…»

Окончен бой, и вот моя отрада:
Я наконец один, на островке.
Сплошную зелень вижу вдалеке,
Все зелено — пока хватает взгляда.
И вы, мои былые корабли,
Зачем пускались прежде в путь неблизкий?
Скажите мне — алмазов звездных снизки
И слитки лун златых! — куда везли?
Зачем несчастья хлынули лавиной?
Кто дерзким штурмом крепость взял мою —
И покорил ее с отвагой львиной?
Сколь счастливы погибшие в бою!
Вам снятся берега, вам нет возмездья,
В глазах открытых ваших спят созвездья…

«Кто изорвал мое льняное полотно…»

Кто изорвал мое льняное полотно,
Что я берег себе для смертного обряда?
Кто вытоптал мои цветы у палисада
И повалил забор с цветами заодно?
Кто злобно разломал (о, ярость обезьянья!)
Мой стол, к которому привык я так давно?
Кто разбросал дрова? И кто разлил вино
Мое, не дав ему дойти до созреванья?
Мать бедная моя, шепчу я со стыдом,
В могиле пребывай! Руиной стал мой дом…
Тропа ведет меня к последнему ночлегу.
Не надо более входить ко мне под кров,
О, призрак матери… О, не бреди по снегу
Ночною нищенкой под окна хуторов.

«Расцвел зимой шиповник по ошибке…»

Расцвел зимой шиповник по ошибке,
Но холод быстро заявил права.
Ты беспокойна? Где твои слова,
Что были так обманчивы, так зыбки?
Вот мы бредем неведомо куда,—
Воздушному стоять недолго замку.
Твои глаза в мои вошли, как в рамку,—
Как быстро стала в них видна беда!
Снежинки над тобой и надо мной
Меж тем акрополь строят ледяной,
Мир одевая пологом печальным,—
О, этот снег, похожий на фату!..
Зачем сегодня небеса в цвету
И хмелем осыпают нас венчальным?

«Был в этом дне пустых страданий след…»

Был в этом дне пустых страданий след.
День солнца, солнцем залитый до края!..
Сиял холодным пламенем стилет…
День солнца, солнцем залитый до края!..
День ложной радости, дарившей свет.
С улыбкой доцветали георгины…
Шли пилигримы, давшие обет.
С улыбкой доцветали георгины…
О день, которому подобных нет!
Блестящий… Тусклый… Все-таки блестящий!..
День, сохранивший знанья стольких лет…
День, пустотой какому — равных нет!
Спокойный, ироничный менуэт…
Блестящий… Тусклый… Все-таки блестящий!..

«Уходит осень, скоро холода…» 

Уходит осень, скоро холода…
Ветра, листву последнюю листая,
Смеются, осень! Синева густая,
И свет, и солнце, и в реке вода…
Беги, речная, светлая вода,
От взгляда моего, в пространстве тая;
Куда влечешь меня, тоска пустая?
Скажи, пустое сердце, ты куда?
Колышьтесь же, волос бессмертных пряди,
Сверкайте же, средь синевы излук
Ее глаза на чистой водной глади…
Куда спешишь, тоски моей недуг?
И долго движутся в речной прохладе
Видения ее прозрачных рук…

«Плачьте, о ноты…» 

Плачьте, о ноты
Виолончелей!
Вспышки, длинноты,
Долгие взлеты
Дремных качелей…
Вспыхнули струны —
Белые дуги…
Прямо в буруны
Дикие шкуны

Еще от автора Антониу Перейра Нобре
Лузиады. Сонеты

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Лузиады

 В поэме "Лузиады" - литературном памятнике мирового значения - Камоэнс создал истинный эпос Ренессанса. Это произведение было задумано как национальная героическая поэма в духе "Одиссеи", которая прославила бы португальцев - потомков легендарного Луза, лузитан (как называли их римляне). "Лузиада" повествует о морском походе одного из "великих капитанов той эпохи, Васко да Гамы, проложившего путь в Ост-Индию вокруг южных берегов Африки, и о первом проникновении португальцев в эту страну.


Сонеты

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Мельник ностальгии (сборник)

Антонио Перейра Нобре (1867–1900) – один из лучших португальских поэтов конца XIX столетия, о котором Фернандо Пессоа, символ португальской словесности нового времени, сказал: «Когда он родился, родились мы все». Антонио Нобре первый раскрыл европейцам душу и национальный уклад жизни португальцев. Автобиографические темы и мотивы – главный материал, которым оперирует поэт; они, как и географическое пространство его стихов – деревушки и города родной земли, сверкающие в его стихах волшебными красками, – преобразуются в миф.До настоящего времени Нобре был неизвестен русскому читателю.


Стихи

В рубрике «Литературное наследие» — стихотворения португальского поэта Антониу Номбре (1867–1900). «Когда он родился, родились мы все» — так озаглавлена это подборка, предваряемая подробным вступлением переводчицы Ирины Фещенко-Скворцовой.


Рекомендуем почитать
Антология средневековой мысли. Том 1

Антология представляет собой первое, наиболее полное издание богословского и философского наследия западного Средневековья, предпринятое в России, и включает в себя переводы текстов средневековых философов и богословов. Переводы снабжены научным комментарием, биографическим и справочным аппаратом, словарем латинских богословских и философских терминов и понятий, обширной библиографией по каждому автору, портретами и иллюстрациями. Антология раскрывает читателю широкую панораму духовной жизни европейского Средневековья от апологетических и комментаторских текстов до мистических трактатов и охватывает целое тысячелетие (с IV по XIV век)


Робин Гуд

Наряду с легендарным королем Артуром Робин Гуд относится к числу самых популярных героев английского фольклора. В Средневековье вокруг фигуры благородного предводителя лесных разбойников и изгнанника сложился большой цикл замечательных произведений. Полный научный перевод этого цикла впервые предлагается вниманию отечественного читателя. Баллады о Робине создавались на протяжении шести столетий. В них то звучат отголоски рыцарских романов, то проявляется изысканность, присущая стилю барокко, простота же и веселость народного стихотворного текста перемежаются остроумной и тонко продуманной пародией.


Джек из Ньюбери

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Стиг-знаменосец

Сборник народных шведских и датских баллад. Поэтический перевод Игн. Ивановского.


Терпение

В сборник средневековых английских поэм вошли «Сэр Гавейн и Зеленый Рыцарь» — образец рыцарского романа, «Сэр Орфео» — популяризованная версия того же жанра и «Жемчужина» — философская поэма в жанре видения. Каждый перевод предваряется текстом оригинала. В виде приложения печатается перевод поэмы — проповеди «Терпение». Книга позволяет заполнить еще одно белое пятно в русских переводах средневековой английской словесности.


Похождение в Святую Землю князя Радивила Сиротки. Приключения чешского дворянина Вратислава

В книге представлены два редких и ценных письменных памятника конца XVI века. Автором первого сочинения является князь, литовский магнат Николай-Христофор Радзивилл Сиротка (1549–1616 гг.), второго — чешский дворянин Вратислав из Дмитровичей (ум. в 1635 г.).Оба исторических источника представляют значительный интерес не только для историков, но и для всех мыслящих и любознательных читателей.


Лирика 30-х годов

Во второй том серии «Русская советская лирика» вошли стихи, написанные русскими поэтами в период 1930–1940 гг.Предлагаемая читателю антология — по сути первое издание лирики 30-х годов XX века — несомненно, поможет опровергнуть скептические мнения о поэзии того периода. Включенные в том стихи — лишь небольшая часть творческого наследия поэтов довоенных лет.


Серебряный век русской поэзии

На рубеже XIX и XX веков русская поэзия пережила новый подъем, который впоследствии был назван ее Серебряным веком. За три десятилетия (а столько времени ему отпустила история) появилось так много новых имен, было создано столько значительных произведений, изобретено такое множество поэтических приемов, что их вполне хватило бы на столетие. Это была эпоха творческой свободы и гениальных открытий. Блок, Брюсов, Ахматова, Мандельштам, Хлебников, Волошин, Маяковский, Есенин, Цветаева… Эти и другие поэты Серебряного века стали гордостью русской литературы и в то же время ее болью, потому что судьба большинства из них была трагичной, а произведения долгие годы замалчивались на родине.


Стихи поэтов Республики Корея

В предлагаемой подборке стихов современных поэтов Кореи в переводе Станислава Ли вы насладитесь удивительным феноменом вселенной, когда внутренний космос человека сливается с космосом внешним в пределах короткого стихотворения.


Орден куртуазных маньеристов

Орден куртуазных маньеристов создан в конце 1988 года Великим Магистром Вадимом Степанцевым, Великим Приором Андреем Добрыниным, Командором Дмитрием Быковым (вышел из Ордена в 1992 году), Архикардиналом Виктором Пеленягрэ (исключён в 2001 году по обвинению в плагиате), Великим Канцлером Александром Севастьяновым. Позднее в состав Ордена вошли Александр Скиба, Александр Тенишев, Александр Вулых. Согласно манифесту Ордена, «куртуазный маньеризм ставит своей целью выразить торжествующий гедонизм в изощрённейших образцах словесности» с тем, чтобы искусство поэзии было «возведено до высот восхитительной светской болтовни, каковой она была в салонах времён царствования Людовика-Солнце и позже, вплоть до печально знаменитой эпохи «вдовы» Робеспьера».