Лувр делает Одесса - [61]

Фима отложил в сторону пуансон [25] и задумался.

– Знаешь, я и сам не знаю, что происходит со мной. День и ночь я думаю над решением задачи, прокручиваю всевозможные варианты в голове, представляю, как это будет выглядеть в изделии, соединяю воедино то, что, по моему мнению, придумано удачно. Я все время стараюсь почувствовать, есть ли между элементами гармония и связь. В них должна быть жизнь. Чтобы получилась достойная вещь, ее нужно выстрадать, довести мозг до исступления, растерзать сомнениями нервную сущность. Идеи сменяют друг друга. Они все время кружатся и кружатся в замкнутом пространстве. Хочется из него вырваться, но ничего не получается: не хватает сил сделать в сторону шаг. От этого буквально приходишь в отчаяние.

– Фима, ты говоришь непонятно.

– Мэричка, мне трудно объяснить. Понимаешь, это как дрожжевое тесто. Оно бродит, выпускает из себя кислый газ и увеличивается в объеме. Оно перерабатывает само себя до той поры, пока не наберется силы приподнять крышку, чтобы оказаться на свободе. Вот и у меня так же. Идеи кипят, будоражат мою внутренность до последней косточки, пока однажды, ранним утром, когда только-только начинается пробуждение, они не вырвутся наружу. Рассвет – он как граница между моими возможностями и тем необъяснимым, что дается свыше за мучение и труд. Все происходит само собой, одномоментно, как выстрел. Ты не представляешь, какое это счастье! Пульсирующий гнойник прорывается, и наступает облегчение.

– Фима, какой ты у меня умный. Только я не очень поняла, ты говорил про тесто, а закончил гнойной болячкой.

– Жена, какая разница. Главное во всем этом – идея! Она и есть высшая награда, – улыбнулся Фима.

Глава 27

Как и договаривались, после выполнения заказа Фима получил вторую часть от причитающейся ему суммы. Теперь с огромными деньгами он мог позволить себе хорошее жилье, нормальную мастерскую и место в синагоге у восточной стены. А еще они с Мэри обязательно отдадут Яшеньку в художественную школу. Мальчик проявляет способности в рисовании и лепке, а их нужно поддерживать и развивать. Давидка тоже хоть и маленький, но уже пытается корябать корневертом на дощечке. Забирали, давали взамен карандаш с бумагой, но после нескольких каракуль он с безраличием отбрасывал их в сторону и продолжал с усердием трудиться над начатым и понятным только ему одному узором. Жизнь шла своим чередом. Мэри носила под сердцем третьего ребенка. Семья нуждалась в стабильном заработке и конечно же внимании.

Ицхак Гендлер, увидев готовую тиару, был счастлив не меньше Ефима. Удивлению не было предела! В отличие от других заказчиков, он не жалел для мастера слов и искренне восхищался его талантом.

– Господин Разумовский, в своей жизни я видел много красивых вещей, но эта даже рядом с ними не стояла. Разместить на небольшой пластинке такое количество персонажей! Какая обстоятельная проработка костюмов! Вы умудрились наделить каждого героя эмоциями! Филигранная работа! Вы пользовались лупой?

– Нет, – усмехнулся Ефим, – я привлекаю ее к процессу только в крайнем случае. У меня от природы отличное зрение, поэтому я охотно занимаюсь миниатюрой.

В этот знаменательный день тиара соединила на всю оставшуюся жизнь Фиму с семьей Гендлеров, но пока стороны ничего об этом не знали.

Последние три месяца до «рождения царственной особы» Лейб Гендлер не терял времени зря. Он старательно наводил мосты с Западом, рассылая антикварам и нужным людям подготовительные письма, в которых сообщал, что вскоре каждый из них будет обладать чрезвычайной редкостью, о которой можно только мечтать. Фамилии и адреса наиболее заинтересованных коммерсантов он заносил в картотеку, организованную много лет назад для удобства и порядка.

Вскоре братья Гендлеры пересекли границу отдельно друг от друга и разными видами транспорта. Коллекцию золотых украшений успешно вывезла на поезде жена брата, а тиара уехала из России гужевым транспортом под контролем Ицхака. «Древность» покоилась в небольшом ведерке с дегтем (мазнице), сделанном специально под ее размер. Повозкой управлял проверенный в делах крестьянин Архип Морозов.

По прибытии в Вену Ицхак хорошо выспался, привел себя в порядок и отправился в дирекцию Венского императорского музея. Крупные ученые и знатоки античности Бруно Бухер и Гуго Лейшинг с нетерпением ждали очаковского негоцианта. Как и все аферисты, Гендлер действовал неторопливо и с умом. Вначале он предложил музею купить несколько подлинных золотых украшений, найденных на Крымских просторах. Ученые с восторгом рассматривали драгоценности, восхищаясь работой древних мастеров, искали что-то подобное в каталогах, но ни об одном из них не упоминалось в научных изданиях. После того как «наживка» была проглочена, Ицхак выдержал многозначительную паузу и извлек из саквояжа что-то конусообразное, завернутое в льняную тряпицу.

– А сейчас, уважаемые господа, честь имею представить настоящую жемчужину скифских ювелиров, найденную при раскопках могильного кургана. Золотая корона царя Сайтаферна!

Гендлер театральным жестом сдернул тряпку и обнажил перед корифеями науки небольшую золотую шапочку необыкновенной красоты, при виде которой Бруно с Гуго лишились дара речи. Какое-то время они разглядывали редкость в полном молчании. Когда прошел первый шок, они разрешили себе по очереди подержать ее в руках.