Лувр делает Одесса - [25]

– Сынок, мое сердце волнительно трепыхается! В этом костюме ты очень сильно похож на своего папу. Чего рассказываю, сам знаешь, на него было куда посмотреть даже в рабочем фартуке. Он бы обязательно сказал тебе «да» и сильно порадовался, шоб ему было хорошо без нас на том свете.

Видя довольные лица Разумовских, Вольфсон искусно подвел разговор к оплате. После оглашения цены в воздухе повисла мертвая тишина. Правый глаз Хацкеля нервно задергался, а рука автоматически сжала свернутые в трубочку ассигнации.

– Господин Вольфсон хочет нам голодной смерти? – наконец-то выдавил из себя Хацкель. – Вы же говорили, что мы останемся довольные, а получилось сильно наоборот.

– Я назвал примерную цену, потому что не знал, сколько времени уйдет на работу.

– Извините, минуточку, – вмешалась Фрейда, – может быть, ваш работник много раз ходил попить воды или, того хуже, в туалет и там страдал запорами, а вы нас заставляете оплачивать все его прогулки.

– У нас ведется строгий учет рабочего времени.

– С откудова такие правила? – недовольно буркнул Хацкель.

– Это придумал не я. Если хотите, можете справиться в ремесленном цехе портных.

– Спросить можно, и наверняка нам ответят. Но зачем омрачать прекрасный день такими глупостями? Вы сделали хорошо, мы остались довольны, разрешите и нам выручить вас, – взяла инициативу в свои руки Фрейда.

– Это как? – поинтересовался Вольфсон.

– Вы принимаете от нас деньги, как договаривались на первой встрече, а мы за это заберем к себе Гришу. Ваши хлопоты уменьшаются, расходы тоже, и все расстаются в трепетном оживлении и с приятными воспоминаниями друг о друге. Идет?

– Конечно, ваше предложение весьма интересно, но за два года я привязался к мальчишке. Он мне, можно сказать, теперь как сын.

– Я вас умоляю! Поэтому вы его и лупите тем, что только под руку попадается, – язвительно добавила Фрейда.

– В целях воспитания никому не мешает. Даже в Святом Писании говорится: «Кто жалеет розги своей, тот ненавидит сына: а кто любит, тот с детства наказывает его». Приходится, мадам, наставлять.

– Я вас умоляю! Не раздражайте мой интерес в эту сторону, а то я стану несдержанной и смогу резко нагрубить.

– Мадам Разумовская, я вас вежливо понял и хотел уже было сказать, что согласен, но вы меня сильно опередили. Рассчитаемся по старой цене, и справляйте себе на здоровье красивую свадьбу.

– Вот и порешали. Хацкель, отсчитай деньги при мне, пока я не вышла. А месье Вольфсону на прощанье желаю много богатых клиентов и счастливых лотерейных билетов. Сынок, мы тебя у лошади подождем.

К моменту возвращения Фрейды Гришка уже сидел на телеге, крепко сжимая в руках небольшой узелок, в котором покоилось все его имущество.

– Бабушка, а вы точно не пожалеете, что меня забрали? – еще раз поинтересовался он.

– Господи, откудова в тебе столько осторожности? В твои лета нужно думать не дальше, чем на один день! Ты не успел уехать, уже заботишься. Похоже, жисть тебя сильно потрепала, коль голова живет в нешуточном беспокойстве.

Как обычно, Фима помог Фрейде сесть в повозку, накинул на ноги войлок и, убедившись, что ей удобно, уселся рядом. Гришка, видя, что Фима не пошел к отцу, а примостился поближе к бабушке, тут же отодвинулся на почтительное расстояние.

– Ты чего это от меня пересел? – поинтересовалась Фрейда. – Я не кусаюсь.

– Ему будет обидно, что я рядом.

– Вон оно как! Внук, тебе будет делать заботу, если Гриша поедет близко ко мне?

– Нет, конечно! Можете всю дорогу сидеть, как вам хочется, – улыбнулся Фима. – Твоей любви на всех хватит.

– Тогда подоприте бабушку с двух сторон, чтобы она на первой же кочке случайно не рухнула, и поехали отсюдова в другое ателье. Хацкель, мне помнится, в прошлый раз ты нам обещал доехать до фотографа?

Глава 11

Как и предполагала Фрейда, Гришка быстро освоился на новом месте. Он с радостью помогал по хозяйству: чистил снег, топил печь, приносил воду, дрова и, что удивительно, делал все вовремя и никогда не мешался под ногами. Стоило произнести его имя, как он тут же отзывался. Это несказанно радовало бабушку и открывало большие перспективы в плане реализации ее многочисленных идей. Не всякий трудовой почин принимался семьей бессловесно, и это сильно огорчало Фрейду. Долгие споры, как правило, заканчивались обидой мамы и афоризмом «Лень порождает нахальство!», вылетавшим из ее уст при отказе семьи принять участие в очередной трудовой фантазии. В лице Гришки Фрейда обрела не только помощника, но и родственную душу. Каждый вечер перед сном он просил ее рассказать сказку или что-нибудь интересное из жизни семьи, а особенно о ее незабвенном муже. По словам Фрейды, Хаим был такой заботливый и строгий, что даже на небесах постоянно присматривал за семьей и даже за Мурчиком.

Как ни странно, кот абсолютно не боялся гнева старого лудильщика, позволял себе неделями не ловить мышей и спал все дни напролет, из чего Гришка сделал вывод, что не такой уж Хаим и строгий, раз до сего часа никак не наказал ленивого кота. Гришка с удовольствием слушал бабушкины истории и сладко засыпал у нее в ногах, несмотря на едкий запах пота, исходящий от пожелтевших ступней и грубых растрескавшихся пяток. Он предусмотрительно отворачивался в другую сторону и прикрывал нос ладошкой, что особенно умиляло Фрейду. Она с любовью смотрела на спящего Гришку и вспоминала маленького Хацкеля, который отказывался засыпать, пока ему не прикроют нос старой вязаной шалью. У Гришки был свой резон заснуть до окончания очередной истории. Ему жуть как не хотелось уходить от доброй и надежной Фрейды. А еще ему очень нравился мягкий матрац из овечьей шерсти. Что может быть приятнее и теплее! Бабушка прекрасно все понимала и никогда не выпроваживала мальчонку из своей кровати.