Лунный курьер - [9]
Боже мой, этот шум еще до сих пор звучит в моих ушах! И теперь, когда я стараюсь записать все свои впечатления, пережитые мною тогда, я еще слышу, слышу…
Это был несколько глухой шум, но совершенно ясный: он повторялся с правильными промежутками. Собственно, в нем не было ничего особенно ужасного, но меня пугало то, что я не мог понять, откуда исходит он. Звуки перемежались с равномерностью маятника, слишком правильно для того, чтобы исходить из человеческой груди. Я напрягал свой мозг и не мог понять, хотя ясно сознавал, что этот шум я уже где-то слышал… и вдруг я вспомнил: я его не только уже слышал, я его чувствовал — это было биение человеческого сердца…
Я быстро вошел в комнату. В углу, слева, звук этот слышался сильнее. Я обернулся, осветил…
Это была только машина. Но вид ее был так ужасен, что мне трудно описать ее. Это было что-то необыкновенное. В высоту она имела 1 метр 50 см. и формой своей напоминала пирамиду, сделанную из белого металла, и состояла из массы колесиков, винтиков и пр. Машина была в действии — и то останавливалась, то снова «шла»; но она не двигалась, не шипела, а билась так, как бьются жилки на виске. Я заметил даже, что пульсации аппарата вполне согласовались с биением моего сердца.
Затем я обратил внимание на две металлических трубки, которые поднимались над машиной — и последовал глазами за ними: они заканчивались на высоком цоколе — над которым возвышалась… человеческая голова.
Еще и теперь, когда я пишу эти строки, рука моя дрожит. Трудно передать охватившее меня чувство безумного ужаса. Я не хотел смотреть, но глаза мои не могли оторваться от этой головы. Она, вероятно, принадлежала человеку двадцати пяти лет и была покрыта черными волосами. Глаза ее были закрыты веками, губы крепко сжаты. Но что было непонятнее всего, так это нормальный цвет лица ее, свежий и розовый, а губы были красны, как вишня. Эта голова казалась живой. И вдруг она открыла глаза и посмотрела на меня.
Я невольно отскочил в глубь комнаты, фонарь выскользнул из рук моих — и все погрузилось во мрак. В это мгновение послышался голос. Он был хрипловат, но внятен. Голос сказал:
— Это ты, палач?
Я не имел силы ответить. Тогда он повторил вопрос:
— Это ты, палач? Зачем ты будишь меня? Чего тебе еще надо от меня?
При звуках этого голоса, страх мой начал рассеиваться; ощупью я нашел фонарь, зажег его — и осветил Голову…
Она продолжала:
— Кто ты? Как ты попал сюда? Каким чудом удалось тебе перехитрить Круля? Я вижу, ты дрожишь, не понимаешь. Ты спрашиваешь себя, не стал ли ты игрушкой кошмара? Нет, все, что ты видишь, реально: я — не что иное, как отрезанная голова.
— Живая? — пролепетал я.
— Да, живая, волей и знаниями профессора Круля. Бога ради, разбей машину и верни меня обратно в небытие, откуда он меня извергнул.
— Кто ты? — спросил я.
— Проспер Гаруш, гильотинированный в Гавре три года тому назад.
— Убийца Элизы Бодю?
— Он самый! Ты вспоминаешь? — спросила Голова.
— Да, — ответил я. — Но как ты попала к профессору Крулю?
— Он купил голову за десять тысяч франков. В Германии не гильотинируют — и потому он принужден был устроить свою лабораторию во Франции.
— Однако, — воскликнул я. — Как же это возможно, чтобы ты жила? Ведь, чтобы жить, надо иметь сердце, желудок, легкие…
— Это ошибка: необходима только кровь! Выслушай меня внимательно, и ты поймешь. В течение некоторого времени ученые предполагали, что единственным элементом, поддерживающим жизнь — является кровь. Отсюда вывод: все органы человеческого тела важны лишь постольку, поскольку они очищают и обновляют кровь. Так как мозг управляет действием сердца, — а мозг всегда оживляется и поддерживается обращением крови, — то ясно, что только она одна и является единственным источником жизненной энергии. Теперь: если каким-нибудь способом достигнуть правильного обращения крови в отделенной от тела голове, то она будет жить. Гениальному Зигфриду Крулю удалось разрешить эту нечеловеческую задачу.
Я ни слова не проронил. Объяснение это ошеломило меня: я отказывался верить, чтобы отрезанная голова могла говорить таким образом.
— Мне казалось совершенно невозможной жизнь после того, как разрывается связь между туловищем и головой.
— Это ошибка — и в этом-то состоит великое открытие Круля. Я не знаю деталей конструкции своего искусственного сердца, но посмотри внимательнее, прислушайся: как правильно бьется оно под действием электрического мотора, который гонит кровь свиньи (наиболее близкую к человеческой) по искусственным венам к голове. Я говорю тебе: это гениальное открытие.
— Но почему, — спросил я со страстным интересом, — необходимо ежедневно вливать новую, свежую кровь?
— Ах, ты знаешь об этом? Кровь необходимо обновлять каждые двадцать четыре часа, иначе она сворачивается и портится.
— Понимаю, — воскликнул я. — Но ведь это поистине гениально.
— Проклятие!
— Почему?
— Человек не имеет права изменять законы природы и прерывать покой мертвецов. Когда я был человеком, я, подобно другим, боялся смерти. Но теперь я знаю, что смерть слаще жизни! Там царит молчание. Тихо…
Голова закрыла глаза. Лицо ее побледнело.
