Лунный камень [текст оригинала] - [67]

— Я считаю, — ответил сыщик Кафф, — что леди Вериндер одна из умнейших женщин в Англии. Считаю также, что на розу приятнее смотреть, чем на алмаз.

Нельзя было добиться от него ни слова более о Лунном камне. Он потерял уже всякий интерес к своему следствию.

Между тем я должен был узнать, не переменил ли мистер Фрэнклин своего намерения оставить нас с вечерним поездом. Расспросив меня о совещании в комнате миледи и узнав, чем оно кончилось, мистер Фрэнклин тотчас решил дождаться от нее известий из Фризинголла.

Кабриолет вернулся на полчаса ранее того, чем я ожидал. Миледи решила остаться пока в доме своей сестры. Грум привез два письма от моей госпожи: одно, адресованное мистеру Фрэнклину, другое — мне.

Письмо, адресованное мистеру Фрэнклину, я отправил к нему в библиотеку. Письмо ко мне я прочел в своей комнате. Чек, выпавший из письма, когда я распечатал его, доказал мне, прежде чем я прочел содержание, что прекращение следствия о Лунном камне — дело решенное.

Я послал за сыщиком Каффом. Войдя, он тотчас заметил письмо в моих руках.

— А! — сказал он со скукой в голосе. — Вы получили известие от миледи. Касается ли оно меня, мистер Беттередж?

— Судите сами, мистер Кафф.

И я прочел ему письмо (с приличной выразительностью и расстановкой), составленное в следующих выражениях:

— «Мой добрый Габриэль, прошу вас сообщить сыщику Каффу, что я исполнила обещание, данное ему, со следующими результатами.

Мисс Вериндер торжественно уверяет, что она никогда не говорила ни слова наедине с Розанной с того самого времени, как эта несчастная женщина ступила ко мне в дом. Они не встречались — даже случайно — в ту ночь, когда алмаз исчез, и решительно никаких сношений между ними с утра четверга, когда поднялась тревога, до субботы, когда мисс Вериндер оставила нас, не было. Таков был ответ моей дочери, когда я внезапно и коротко сообщила ей о самоубийстве Розанны Спирман».

Дойдя до этого места, я поднял глаза на мистера Каффа и спросил его, что он об этом думает.

— Я только оскорблю вас, если выскажу мое мнение, — ответил сыщик. — Продолжайте, мистер Беттередж, продолжайте.

Когда я вспомнил, как этот человек имел дерзость жаловаться на упрямство нашего садовника, язык зачесался у меня «продолжить» своими словами, а не теми, что написаны были в письме моей госпожи. На этот раз, однако, христианские чувства не изменили мне.

Я твердым голосом продолжал читать письмо миледи:

— «Обойдясь с мисс Вериндер так, как предлагал полицейский офицер, я потом заговорила с нею, как сама находила нужным, для того чтобы произвести на нее впечатление. Дважды, перед ее отъездом из дому, я тайно предостерегала ее, что она подвергает себя самым нелепым подозрениям. Сейчас я объяснила без обиняков, что опасения мои оправдались.

Она торжественно и как нельзя более убедительно заверила меня, что, во-первых, не имеет никаких долгов; во-вторых, алмаз не находится и не находился в ее руках с той минуты, как она положила его в шкафчик в среду.

Признания, сделанные моей дочерью, не идут дальше этого. Она упорно молчит, когда я спрашиваю ее, не может ли она объяснить мне пропажу алмаза. Она отказывается со слезами, когда я упрашиваю ее быть со мной откровенной. «Наступит день, когда вы узнаете, почему мне все равно, что меня подозревают, и почему я молчу даже с вами. Я сделала многое для того, чтобы заслужить сострадание моей матери и не сделала ничего, что заставило бы мою мать краснеть за меня». Вот собственные слова моей дочери.

Считаю, что после разговора, происшедшего между полицейским офицером и мной, он должен, хотя он и посторонний человек, узнать так же, как вы, ответ мисс Вериндер. Прочтите ему мое письмо, а потом отдайте вложенный для него чек. Отказываясь от его дальнейших услуг, я не могу не сказать, что убеждена в его добросовестности и в его уме; но убеждена также — еще тверже прежнего, — что в данном случае обстоятельства роковым образом обманули его».

На этом письмо заканчивалось. Прежде чем передать сыщику Каффу чек, я спросил, не желает ли он что-нибудь сказать.

— В мои обязанности, мистер Беттередж, не входит говорить о деле уже законченном.

—  А этой части письма леди Вериндер вы верите? — спросил я с негодованием.

Сыщик посмотрел на чек и уныло поднял брови, отдавая должное щедрости миледи.

— Это такая высокая оценка моего времени, — сказала он, — что я считаю себя обязанным отплатить за нее кое-чем. Я вспомню цифру на этом чеке, мистер Беттередж, когда наступит случай для этого.

— Что вы имеете в виду? — спросил я.

— Леди Вериндер пока очень искусно уладила дело, — сказал сыщик. — Но этот семейный скандал принадлежит к числу таких, которые вдруг вспыхивают опять, когда вы менее всего ожидаете этого. Не пройдет и нескольких месяцев, как нам снова придется заняться Лунным камнем.

Я ответил на его слова в следующих ясных выражениях:

— Мистер Кафф, я считаю ваше последнее замечание оскорблением миледи и ее дочери.

— Мистер Беттередж, считайте это предостережением для себя, и вы будете ближе к цели.

Как ни был я разгорячен и рассержен, адская уверенность, с которой он дал мне этот ответ, замкнула мне рот.