Лунный фарш - [10]

Кому и труп — еда44. Фиолетовые губы полуслышным шепотом наполняли поднесенные к самому лицу светлые ладони, словно бы читая в изгибах и изломах линий раскрытой посредине книги тайные карябалки судьбы... Читатель! Возьми-ка его в фокус, постарайся представить получше — иначе не будет без тебя никакого Губастого. И, кстати, не сходить ли нам что-нибудь выпить с тобой, читатель45? Впереди еще долгая история.

4. ЧЕЛОВЕК С КОЗЛИНОЙ ГОЛОВОЙ

— ...был месяц шаъбан, на хрен, — с приятным акцентом отметил Губастый, снова, однако же, промахнувшись мимо начала рассказа. — Воздух пустыни был сух и прозрачен. Я стоял посреди толпы таких же нищих оборванцев и смотрел на запад — там вот-вот должна была показаться луна рамадана, а с ней начало поста и умерщвления плоти. Цвет неба в той стороне был подобен цвету песка.

Едва край луны выглянул из-за горизонта, на дороге, ведущей к нашей деревне, показалось необычное шествие, тут же привлекшее общее внимание.

Идущих было трое. Первый опирался на толстую палку и так часто и далеко выставлял ее впереди себя, что многие подумали, будто он слепой. За спиной у него был привязан небольшой деревянный ящик, искусно инкрустированный и украшенный единственным глазом из железа и стекла. Глаз холодно смотрел в небо, покачиваясь в такт шагам. Позже я узнал, что так выглядит фотографическая камера.

Второй, даже если и не был слепым, все равно ничего не видел — глаза его скрывались под черной повязкой. В одной руке он нес полированное бронзовое зеркало, во второй держал кряжистый сук с двуглавым утолщением на конце — этим суком он размеренно ударял о зеркало, и тогда мрачный торжественный гул заставлял замирать ветер. В эти секунды можно было подумать, что весь наш мир — это просто ошибка, неумелая пародия, и только этот гул — единственно настоящий.

Третий же до плеч был с человеческим телом, но увенчанным головою старого козла. Тяжелый, валяной верблюжьей шерсти плащ составлял весь его гардероб. Иногда при ходьбе край плаща относило в сторону, и казалось, что вместо ног чужестранец переставляет копыта.

Наконец фигуры приблизились, и мы с облегчением разглядели, что козлиная голова была маской. Кто-то из наших спросил его, правда ли, что двое других — слепы? "Они слепые, — отвечала маска, — потому что видели мое лицо".

Недоумевая, мы все же пригласили странников отужинать (солнце уже зашло) и переночевать в деревне. "Смотрите-ка, — обернулась к своим спутникам козлиная голова. — Удача бегает за нами. Это потому что мы не бегаем за женщинами. А будет вам известно, что удача — женщина". И он решительно шагнул в сторону домов.

Забыл сказать, наша деревня звалась Николаевкой.

5. СЫН КОЛДУНА НИКОЛАЕВА

(окончание)

...Как известно, Вселенная — это квадратный ящик, в центре которого из омываемой океаном ровной земли подымается гора Арарат. Солнце ходит вокруг горы, а звезды — это маленькие гвоздики в крышке ящика, по углам которого сидят четыре ангела и испускают ветры. Взяв от Арарата вниз и вправо, через Аравийский перешеек можно посуху попасть в Восточную Африку — на это указывают первые глиняные глобусы, в ту пору еще плоские, и они по-своему правы. И не наше дело предписывать Богу, как ему следует управлять этим миром.

— Николаевка, на хрен, — продолжал говорить Губастый, подобно глухому спринтеру, взявшему слишком поздний старт и пытающемуся теперь догнать звук выстрела, — была деревней нетипичной для Восточной Африки. Половина ее жителей, как и я, носили фамилию Николаев, остальные являлись Ковалевскими.

Нашего Адама звали Егор Петровичем, посему Ковалевские держали себя за подлинных славян. Тех же, в ком славянских черт было меньше и чье прямое происхождение от Егор Петровича вызывало сомнение, при рождении называли Николаевыми — по месту жительства. Как видите, все очень просто.

Ковалевские были верными мусульманами, от Николаевых же, считалось, Аллах отвернулся. В Николаевке вообще бастардов не любили. Ковалевские с нами почти не общались и, как говорят у вас в России, к священному коллективному труду не допускали. Вот тогда-то мой прадед и выстроил эту хижину на отшибе. И — нужно же чем-то кормить семью — выучился колдовству.

Впоследствии он передал свое умение сыну, тот — своему сыну, таким образом отец мой, Григорий Николаев, оказался потомственным колдуном. А поскольку колдовство — это не более чем наука переступать порог реальности, я уже в довольно юном возрасте — разумеется, под покровительством отца — совершал весьма продолжительные прогулки по ту сторону порога. Надо сказать, я был способным учеником.

Григорий Николаев учил меня: чтобы переступить порог, нужно сделать один-единственный шаг. Конечно, при условии, что момент для этого шага будет строго выверен. Место, время и способ действия должны быть согласованы с природными силами, которые колдун обязан уметь распознавать. На самом деле его задача только в том и состоит, чтобы обеспечить должную согласованность между достоверностью и недостоверностью этого мира. Никакое, даже самое малое отклонение не может быть допущено. Повторяю, я был сильным и осторожным колдуном. В Иране таких, как я, прежде называли магами.