Лунные горы - [9]

Он был умница и храбрец, этот Салах ад-Дин, и не случайно он — под европеизированным именем Саладин — живет второй жизнью на страницах исторических романов, посвященных Крестовым походам. Курд по национальности, он верой и правдой служил сирийскому султану Нур ад-Дину, пока не надоело. С войсками Нур ад-Дина, возглавляемыми доблестным Ширкухом, он несколько раз побывал в Египте, и Египет ему понравился.

В 1169 году он попросил стареющего фатимида аль-Адида назначить себя везиром и больше не вмешиваться в управление страной. Аль-Адид благосклонно отнесся к просьбе курдского феодала, и тот стал фактически единолично править Египтом. Когда же аль-Адид отправился в иной мир, Салах ад-Дин отменил Фатимидов и почти на сто лет утвердил в Египте собственную династию Эйюбидов, ибо отца нового султана звали Неджм ад-Дин Эйюб.

Не прошло и трех лет, как Салах ад-Дин окончательно утвердился на престоле, и вот уже приходит печальная весть о смерти султана Нур ад-Дина… Салах ад-Дин вспомнил, что свои лучшие молодые годы он провел в Сирии. Еще он вспомнил, что в Сирии остались беззащитные сыновья Нур ад-Дина, и расчувствовался. Он собрал войско, отправился в Сирию и, чтобы облегчить жизнь наследникам Нур ад-Дина, присоединил Сирию к своим владениям.

А потом Салах ад-Дин решил, что крестоносцам вовсе не нужен Иерусалим, который был тогда столицей христианского Иерусалимского королевства, созданного отважным рыцарем Готфридом Бульонским, решил, что ему, Салах ад-Дину, Иерусалим нужнее. И Салах ад-Дин повел свое объединенное египетско-сирийское войско на крестоносцев, а крестоносцы повели свои полки на Салах ад-Дина.

Они встретились между Назаретом и Тивериадским озером у местечка, которое называют то Хиттин, то Хоттин, и хитрый Салах ад-Дин взял да и окружил крестоносцев. Дело происходило летом, 3 июля 1187 года, и было в Палестине жарко. Сдались крестоносцы. На следующий день, четвертого числа, сдались без боя.

Вот тогда-то Салах ад-Дин и попросил доблестных тамплиеров и госпитальеров построить ему в Каире цитадель. Это было не очень благородно с его стороны — он же не мог не знать, что дело рыцарей — убивать, а не строить, — но факт остается фактом: так неблагородно он поступил.

Цитадель начали строить у отрогов горы Мукаттам, на склонах которой древние египтяне добывали камень для постройки пирамид. Вероятно, крестоносцам тоже пришлось потрудиться на склонах Мукаттама, но значительно меньше, чем их предшественникам. Мудрый Салах ад-Дин был политиком тонким и отлично понимал, что свое величие следует строить на развалинах величия былого. Пока он был везиром при дворе аль-Адида, его вполне устраивала ересь Фатимидов: они были не правоверными мусульманами, они исповедовали шиизм. Но, став султаном, Салах ад-Дин решил навести в области идеологии порядок да показать кстати, что сам он не лыком шит: Салах ад-Дин отменил шиизм и ввел ортодоксальный суннизм… Что же касается памятников материальных, то тут он поступил еще проще: велел разобрать несколько фараоновских пирамид и выстроил из них себе цитадель. Он, впрочем, не был оригинален: еще фараоны разоряли для собственных гробниц гробницы предшественников, так что прием этот стар, если не как мир, то, во всяком случае, как Египет.

Пирамиды, конечно, велики по размеру — тут уж ничего не скажешь. Но цитадель выстроена в таком месте, что возвышается и над городом, и над пирамидами. Выбор места определялся, наверное, военными соображениями. Но может быть, и не только военными.

Салах ад-Дин скончался в Сирии, в Дамаске, и там похоронен. Сохранился его мавзолей. Но мавзолей едва ли сравним с тем памятником, который воздвигли Салах ад-Дину в Каире побежденные им крестоносцы, — вот что значит позаботиться о памятнике при жизни.

Наследники Салах ад-Дина оказались правителями не слишком дальновидными: они создали гвардию из солдат-рабов, солдат-наемников, преимущественно кавказцев, и жестоко поплатились. Эти гвардейцы назывались мамлюки, что и переводится как «невольники», но невольники оказались себе на уме: они свергли Эйюбидов и потом почти триста лет самолично правили Египтом. У них тоже были свои династии: были тюрки-бахриты, были грузины-бурджиты. С последней династией плохо обошлись турки: они захватили Египет и посадили над мамлюками своего пашу. Но фактически мамлюки оставались хозяевами страны вплоть до похода Наполеона и до появления на исторической арене Мухаммеда-Али, албанца по национальности, которому, как некогда Салах ад-Дину, тоже приглянулся Египет.

Мухаммед-Али явился в Египет спасать мамлюков от Наполеона. Когда же брошенные главнокомандующим французские войска капитулировали, Мухаммед-Али решил, что управление Египтом — это его личное дело, а не дело мамлюков. Он так и сказал им, и мамлюки, которые к середине восемнадцатого века вновь захватили политическую власть и мало считались с турецким пашой, нашли доводы Мухаммеда-Али убедительными.

Мамлюки разъехались по своим обширным поместьям, а Мухаммед-Али поселился в Каире. Они расстались друзьями, и в 1811 году Мухаммед-Али пригласил всех крупнейших мамлюкских беев к себе в гости, в цитадель. Он был демократом и хотел посоветоваться с ними, как жить дальше. Всего на совет собралось четыреста восемьдесят беев. Мухаммед-Али всех их перерезал в цитадели. Один мамлюк, говорят, все-таки спасся: прыгнул на своем арабском скакуне с двадцатиметровой высоты прямо на майдан Салах ад-Дина, к мечети, выстроенной мамлюком Хасаном… Лошадь, говорят, разбилась насмерть, а всадник уцелел. Мухаммед-Али по достоинству оценил прыжок: не велел казнить этого последнего мамлюка. Пенсию даже, говорят, назначил — маленькую, правда, а поместья его и прочих себе взял.