Лунные горы - [5]

Мы выехали к набережной, и Батанов повел машину вдоль Нила.

— Кстати, о контрастах, — сказал Батанов. — Еще лет десять назад набережная была застроена лачугами, потом их снесли в приказном порядке.

Здесь, в центре, на набережную выходили высокие, из железобетона и стекла здания отелей, еще недостроенное здание телецентра, административные сооружения, богатые жилые корпуса. А по другую сторону, за вязью металлической ограды, колыхаясь, тускло блестел Нил — полноводный, стремительный. Был он желтовато-бурым, и белые паруса фелюг казались врезанными в него инородными лоскутами.

На газонах, под пальмами и сикоморами, спали, непринужденно раскинувшись, те, у кого не нашлось другой тени, чтобы переждать сиесту.

Выше по Нилу, за мостом Свободы, пальмы и сикоморы сменились завезенными из Индии баньянами с массой коричневатых, свисающих почти до земли воздушных корней.

Дома, выходящие на набережную, стали пониже и попроще.

Батанов остановил машину и подвел меня к парапету. С октября начинается понижение уровня воды в Ниле, и теперь, в середине ноября, уже обнажились илистые скаты берегов. Три небольшие лодки с веслами и мачтами стояли у берега на приколе; хорошо было видно, что мачты на фелюгах двойные и повторяют конструкцию российских колодезных «журавлей». Возле лодок женщина стирала белье; странно, что в мутной, перенасыщенной илом воде белье становилось белым…

Но Батанов подвел меня к реке отнюдь не для того, чтобы я поближе рассмотрел фелюги. За неширокой нильской протокой, на острове, находилось странное сооружение, похожее на европейскую усадьбу, сделанную под средневековый замок: прочные каменные домики с узкими окнами, полукруглые «оборонительные» башни, круглая «сторожевая» башня с конусовидной, обитой металлом крышей… Естественные берега островка, повсюду одетые в камень, были заменены искусственными, сложенными из тщательно отшлифованных известняковых блоков, там, где волны Нила ударяли в островок… Два черных круглых отверстия, наполовину скрытые водою, нарушали целостность берегов; одно из них смотрело в сторону набережной, а второе — вверх по течению… За игрушечным замком высились финиковые пальмы и похожие на манго густокронные деревья.

Убедившись, что островок изучен мною вполне основательно, Батанов спросил:

— Догадался, что перед тобою?

Не дожидаясь ответа, он сказал:

— Знаменитая станция «Ниломер». Пост наблюдения за режимом реки, а он у Нила ох какой сложный. То катастрофические наводнения, то воды так мало, что хоть караул кричи… Впрочем, не мне тебе рассказывать…

Я действительно кое-что знал о режиме Нила. Не очень поэтому слушая Батанова, я рассматривал двух маленьких босоногих девчонок, которые в свою очередь внимательно изучали меня; обе смуглые, кареглазые, со спутанными черными кудрями, они показались мне сестрами. На них были длинные, почти до пят, платья, а на той, что постарше, еще и шаровары, перехваченные тесьмой у щиколоток. И та, что постарше, держала на плече бритоголового мальчонку; в Египте детишек носят на плече, посадив ножками в разные стороны, и девочка уже вполне овладела этим искусством.

— Ну скажи, есть ли в мире еще страна, по которой протекает всего одна река?.. — вдруг спросил Батанов. — То-то что нет, пожалуй… И хотя ты почти все знаешь, я тебе напомню, что при среднегодовом стоке Нила в восемьдесят четыре миллиарда кубометров Судан и Египет расходовали на орошение пятьдесят два миллиарда… Из них на долю Судана приходилось только четыре — это уж англичане в свое время так распорядились. Теперь положение изменится. Асуанская плотина даст дополнительно двадцать два миллиарда кубометров воды. Четырнадцать с половиной из них будут отданы Судану… Понимаешь, постоянный кусок хлеба нужен черноглазым и там, и тут, — Батанов кивнул на девчонок, все еще крутившихся возле нас.

Утром мы с Батановым ездили на «Золотой базар»— знаменитый в Каире район ремесленников и торговцев, мастерских и лавчонок.

Просыпается «Золотой базар» поздно: деловая торговая жизнь начинается там что-то около девяти утра, а мы приехали раньше. Улицы были еще полупустыми, металлические жалюзи опущены и заперты на висячие замки. Мусорщики собирали в корзины оставшийся с вечера мусор. Владельцы магазинов, цирюлен, кофеен поливали из тонких резиновых шлангов мостовую перед своими заведениями. Перекупщики развозили на ослах или верблюдах клевер, предназначенный для городских ишаков и кроликов. Спали, не обращая внимания на прохожих, собаки. Осторожно, оглядываясь, перебегали улицу кошки. Занимая всю мостовую — она ограничена стенами домов, тротуаров нет, — изредка проезжали машины и арбы с огромными, такими же как у нас в Хиве, колесами.

А медники вовсю трудились — гудели станки в темных мастерских, звенели молотки и долота.

Постепенно базар ожил. С немалыми усилиями, напрягаясь, торговцы подняли тяжеленные жалюзи, открыли витрины; потом, чтобы защититься от солнца, они раздвинули шестами полотнища над улицами… На балконах появились дамы в длинных домашних халатах; не затрудняя себя хождением по лестницам, дамы спускали на веревках корзины, и мальчики при лавках укладывали туда хлеб и зелень… Те, кто предпочитал завтракать вне дома, покупали горстку сваренных в соленой воде бобов или тот же хлеб и ту же траву; египетский хлеб похож на кавказский лаваш, это лепешки; их разрывают на две половины и в середину, в зависимости от финансов и вкуса, кладут либо пряную, пахучую траву, либо мелко нарезанное жареное мясо… Разжившиеся лепешками или бобами завтракают сидя на мостовой, прислонившись спиною к стене. Но есть на базаре и маленькие закусочные, где можно купить макароны с коричневой подливкой, выпить чашку кофе или чая…