Лунные горы - [2]

Должен честно признаться, что этого я не знал — не спасло меня естественно-историческое образование.

Батанов развеселился.

— Видишь ли, на земном шаре существует всего два вида лотоса, объединенных в род нелумбиум, — назидательно сказал он. — Это лотос желтый, растущий в Северной Америке, и лотос индийский, распространенный главным образом в Азии. В Африку же ни один из этих видов не заходит. Но кто-то из ботаников, будучи, наверное, в веселом настроении, дал водяной лилии, кувшинке из рода нимфа, видовое название «лотос». Нимфа — лотус по-латыни… Вот с тех пор путаница и пошла… Лотос самозванный приобрел, пожалуй, даже большую известность, чем лотосы настоящие, и если ты склонен к отдаленным аналогиям, то можешь поразмыслить над этим фактом и в общечеловеческом плане… Ну, а с точки зрения ботаники лотоса в Египте все-таки нет и не было.

— Сдаюсь, — сказал я. — Что у тебя еще в запасе?

— Кое-что есть. Например, львов, антилоп, бегемотов, крокодилов в Египте можно увидеть только на стенах гробниц или в зоопарке. Мне, правда, повезло — в Асуане я видел одного крокодильчика. Не знаю, где его выловили, но сидел он на нубийском базаре в тазу с водой, привязанный веревкой к витрине с сувенирами… Народ сходился поглазеть на него — в диковинку нынче крокодилы в Египте.

Глаза Батанова смеялись, но рассказывал сейчас он о том, что я — худо ли, бедно ли — но знал.

— Расскажи теперь, как фараоны охотились на львов в окрестностях нынешнего Каира, — сказал я.

— Я тебе лучше расскажу про верблюдов, — сказал Батанов. — Когда ты сегодня об Эратосфене заговорил… Верблюд на фоне пирамид — это же смешение времен и народов!.. Верблюд в Египте появился уже после того, как пирамиды отстояли свое около трех тысячелетий… Боюсь, что Эратосфен измерял расстояние от Александрии до милой твоему сердцу Сиены с помощью ишаков — топали они и топали, стучали копытцами, а он шаги считал… — Батанов засмеялся. — Что, не так поэтично?.. Верблюд все-таки «корабль пустыни»… С точными датами, конечно, тут худо, но весьма достоверно, что в Северной Африке верблюд вытеснил в хозяйстве лошадь примерно в третьем веке нашей эры. Нашей, понимаешь?.. В Египет из Аравии он попал раньше, но я подозреваю, что во времена Эратосфена верблюд в Египте был такой же новинкой, как у нас холодильник в тридцатые годы….

Батанов достал с полки еще одну книгу.

— «Вид с пирамид» называется, — сказал он. — Отличный человек ее написал, художник и писатель…

— Гофмейстер, я читал.

— Ну а я тебе несколько строк все-таки прочту. Дело у Асуана происходит… «Огромные деревья купают в реке свои ветви, загаженные стаями священных птиц. Священных по сей день, ибо они спасают урожай от гусениц и насекомых. Птиц охраняют.» — Батанов быстро вскинул на меня глаза. — До сих пор все правильно. «Полунагой юнга не знает их старого славного имени. Он зовет их абу крдан. И смеется, услышав, что это ибисы…» И не зря смеется, между прочим… Запомни ради бога — нет в Египте священного ибиса древних, не осталось его. Туристы путают с ибисом белую цаплю, чепуру, но ты же не спутаешь?..

— Постараюсь, — сказал я.

— Тогда — все прекрасно. — Батанов встал и прошелся по комнате. — Простые, казалось бы, вещи, а сколько путаницы в литературе. Так что не торопись делать выводы. Жду в Каире.

Смею ли признаться? Александрия не произвела на меня сколько-нибудь сильного впечатления. Да, та самая Александрия, или Аль-Искандария, как называют ее египтяне, второй по величине город страны с полуторамиллионным населением, принимающий за сезон до полумиллиона гостей, знаменитый порт, сосредоточение крупной промышленности, центр губернаторства — мухафазы, наконец… Я неоднократно читал: «особенно красивы набережные…» Море всегда прекрасно, и Средиземное море отнюдь не исключение, но сами-то набережные, что удивительно для южного города, пусты, лишены зелени, застроены высокими скучными домами… Камень мостовых, камень парапетов, камень домов… И узкие песчаные пляжи с навесами и раздевалками… Вот что такое александрийские набережные.

Впрочем, город вытянут вдоль моря на пятьдесят шесть километров и мы могли не увидеть самые симпатичные уголки; да и в разгар летнего сезона — а мы прибыли в Александрию в ноябре — набережные, конечно, живописнее.

Набережные предназначены для фланирующей публики и транспорта. В глубинных районах города кипела и шумела своя жизнь, и не только обычная, но еще и праздничная, потому что была пятница, а пятница в Египте соответствует нашему воскресенью. Там, на широких, нередко тенистых улицах звенели трамваи, гудели машины, кричали ослы, цокали копыта лошадей по брусчатке, перекликались торговцы финиками и апельсинами, бананами и чесноком, луком и фасолью; там чинно шествовали по тротуарам священники-копты — в черных сутанах и черных круглых скуфьях, а мальчишки катались на трамвайной «колбасе» или на конной пролетке, устроившись сзади на рессорах…

Северянину всегда любопытно наблюдать шумную и обнаженную, вынесенную на улицу жизнь южного города, но в южных городах я неоднократно бывал и раньше.

В порту, сойдя с теплохода, мы обнаружили у Морского вокзала два длинных черных «кадиллака». Возле «кадиллаков», опершись на крыло как на луку седла, стояли два толстых усатых… запорожца в беретах и брезентовых плащах!.. Право же, ни разу больше за все свои поездки по Египту не встречал я таких круглолицых, таких пышноусых египтян, столь разительно смахивающих на вольных казаков из Запорожской Сечи!