Луннолицый - [2]

— Ха-ха-ха! — смеялся он. — Ну и смешной же постреленок, этот мой младший! Слышали вы когда-нибудь что-либо подобное? Погодите, я вам расскажу. Он
играл там, внизу у речки, как вдруг кусок берега обвалился, бултыхнулся в воду и забрызгал мальчонку. Он
кричит: «Папа, большая-пребольшая лужа выскочила
из воды и облила меня!»

Он замолк, ожидая, что я тоже присоединюсь к этому отвратительному ликованию.

— Я не вижу в этом ничего смешного, — отрезал я с
кислым видом.

Он удивленно поглядел на меня, и потом все пошло в том же порядке — сверкание, сияние, пока все его
лицо не засветилось мягким и теплым светом, как луна
в летнюю ночь, — и он опять расхохотался…

— Ха-ха-ха! Но ведь это очень смешно! Неужели вы
не понимаете? Хе-хе-хе! Хо-хо-хо! До него не дошло! Да
нет, вы только послушайте. Вы понимаете, лужа…

Но я повернулся и ушел. Это было последней каплей, переполнившей чашу терпения. «Пора кончать, — подумал я, — будь он трижды проклят! Ему не место на
земле!» И, поднимаясь по склону холма, я слышал его
гнусный смех, отражавшийся от небес.

Я горжусь своим умением обделывать делишки ловко и аккуратно. Решив, убить Джона Клэверхауза, я
имел в виду сделать, это так, чтобы потом мне не пришлось стыдиться, вспоминая о содеянном. Я ненавижу
грубую работу или жестокость. Мне претит просто так
взять и ударить человека голым кулаком. Брр! Это отвратительно! Застрелить, зарезать или прибить Джона
Клэверхауза (о, эта фамилия!) — все эти способы были
не для меня. Я должен был убить его не только ловко
и искусно, но и так, чтобы на меня не пало ни малейшего
подозрения.

Приняв решение, я стал усиленно шевелить мозгами.
Неделя глубочайшего обдумывания, и план был готов.
Потом я приступил к его выполнению. Я купил спаньеля-водолаза, пятимесячную сучку, и целиком посветил себя
ее обучению. Если бы кто-нибудь следил за мной, то
он мог бы заметить, что я учил, ее лишь одному: находить и подавать брошенную вещь. Я учил собаку, которую назвал Беллоной, приносить палки, которые я
швырял в воду, и не просто приносить, а приносить сразу, не жуя их и не играя с ними. Цель заключалась в
том, чтобы она, не смущаясь никакими обстоятельствами,
приносила палку как можно быстрее. Я убегал прочь и
заставлял ее с палкой в зубах догонять меня. Собака
оказалась понятливой и принимала участие в этой игре с такой охотой, что вскоре я уже был удовлетворен.

После этого я при первом же удобном случае подарил Беллону Джону Клэверхаузу. Я знал; что делал,
так как мне была известна его маленькая слабость, страстишка, которой он предавался постоянно и неистово.

— Нет, — сказал он, когда я вложил конец веревки
ему в руку. — Нет, неужели вы всерьез?

Он разинул рот, а потом осклабился во все свое проклятое лунообразное лицо.

— А… а мне казалось, что вы меня недолюбливаете, — пояснил он. — Ну, не смешно ли с моей стороны
так ошибаться? — И при этой мысли он принялся хохотать, держась за бока. — Как ее зовут? — умудрился
он выдавить из себя между двумя приступами веселья.

— Беллона, — сказал я.

— Хи-хи-хи! — захихикал он. — Какая смешная
кличка!

Новый взрыв веселья привел меня в неистовство, я
заскрежетал зубами и процедил сквозь них:

— Как вам известно, она была женой Марса.

Тут лицо его снова засияло, как полная луна, и его
прорвало:

— Так вы говорите о том псе, который был у меня до
нее? Выходит, она теперь вдова. Ох-хо-хо-хо! Эх-хе-хе-хе!

Я повернулся и быстро побежал через холм, а он гоготал мне вслед.

Неделю спустя, в субботу вечером, я спросил его:

— Вы уезжаете в понедельник?

Он кивнул и ухмыльнулся.

— Значит, у вас уже не будет случая половить форель, которую вы так «обожаете».

Он не заметил насмешки.

— Отчего же, — кудахтал он, — как раз завтра я собираюсь порыбачить вволю.

Эти слова окончательно убедили меня, что мой план
близок к осуществлению, и я вернулся домой вне себя
от возбуждения.

На следующий день ранним утром я увидел, как он
прошел мимо моего дома с сачком и рогожным мешком.
У ног его трусила Беллона. Зная, куда он направился, я,
крадучись, проскочил луг позади дома и через заросли
поднялся на гору. Стараясь не попасться на глаза, я
прошел по гребню мили две и спустился к естественному амфитеатру, образованному холмами, туда, где из
узкого ущелья выбегает речка, и остановился перевести
дух у большой и спокойной заводи. Здесь! Я уселся на
вершине холма, откуда мог наблюдать все, что будет происходить, и закурил трубку.

Прошло несколько минут, и, бредя вверх по течению
речушки, появился Джон Клэверхауз. Беллона бежала
рядом. Оба они были в прекрасном настроении, и в ее
живой, отрывистый лай то и дело вплетались низкие,
грудные ноты его голоса. Подойдя к заводи, он швырнул
наземь сачок с мешком и достал из кармана брюк что-то похожее на длинную толстую свечку. Но я знал, что
это динамитная палочка, ибо таков был его способ ловли форели. Он глушил ее взрывами; Бумажной тряпкой
он накрепко привязал к палочке фитиль, зажег его и
бросил взрывчатку в заводь.

Беллона стремглав бросилась за ней в воду. Я чуть
не вскрикнул от радости. Клэверхауз кричал ей, но она
не слушалась. Он швырял в нее комья земли и камни, но
она продолжала плыть, пока не схватила динамитную
палочку, и только потом повернулась и поплыла к берегу. Тут он впервые понял грозившую ему опасность
и побежал. Как было предусмотрено и запланировано
мною, она выбралась на берег и помчалась следом за
ним. Вот это, скажу я вам, было зрелище! Как я уже говорил, вокруг заводи было нечто вроде амфитеатра. Выше и ниже нее были набросаны камни для перехода
через речку. Клэверхауз и Беллона, прыгая с камня на
камень, делали все новые и новые круги вокруг заводи.
Никогда бы не подумал, что такой неуклюжий человек
способен бежать с такой быстротой. Но, несмотря на
всю свою резвость, от Беллоны он не ушел. Он несся во
весь опор, но собака догнала его, ткнулась носом ему в ноги, и в тот же момент сверкнула яркая вспышка, появился дымок, раздался страшный взрыв, и на том месте, где только что были человек и собака, не осталось
ничего, кроме большой воронки.