Лунное граффити - [8]

Покинуть тело. Покинуть тело. Нет. Не выхо­дит, хоть убейся. Ни одной астральной проекции. Коллективный выход в астрал был бы, наверное, меньшей нелепицей.

— Пойдем подышим? — предлагает Лео, и они с Джезз идут на улицу. За ними встает Дэйзи, сле­дом — Дилан. Ладно, сдаюсь, коллективный вы­ход нелепее.

Забудь про Эда. Думай о Тени. Как вы встрети­тесь. Что ты ему скажешь. Как поведешь в мастер­скую Ала, где блестит и переливается после обжига розовая глазурь. Как ночь незаметно перейдет в утро, но Тень не исчезнет, и ты не исчезнешь вме­сте с ним.

Кошусь на Эда. Он отвернулся к окну, и пока­зывает Лео кулаки большими пальцами вниз. Я жду, когда он обернется, и показываю ему два пальца ладонью к себе. Он отвечает тем же. По­казываю средний палец. Отвечает тем же. Больше жестов я не знаю, поэтому фантазирую: три паль­ца. Что скажете, мистер? Он выставляет четыре. Принимаю и повышаю ставку до пяти. Он не ме­лочится и выдает все десять и хитрый жест боль­шим пальцем в придачу. Что бы такое придумать? Ага, как-то раз я видела по телику — отбиваю че­четку руками по коленке. Эд проделывает то же самое.

Джезз проскальзывает на диванчик.

— Отлично, вы разговариваете!

— Поверить не могу, что ты все еще на меня злишься, — неохотно замечает Эд.

— Ты лапал мне задницу.

— А ты сломала мне нос.

— Ты сломала ему нос? — переспрашивает Джезз. — Ты лапал ей задницу?

— Мне было пятнадцать, я оступился, а она сломала мне нос.

— Минуточку, как можно оступиться о чью-то задницу? — не унимается Джезз.

— Я хотел сказать «ступил». Я ступил, а она сломала мне нос.

— Радуйся, что только нос, — огрызаюсь я.

— Радуйся, что я не вызвал полицию.

Возвращаются Лео, Дилан и Дэйзи.

— А вы знаете, что Люси сломала Эду нос? — немедленно спрашивает Джезз.

Эд закрывает глаза и молча бьется затылком о стену.

— А как же! Я отвозил его в больницу, — рас­плывается в улыбке Лео. — На него там напялили специальную распашонку, и он пять часов про­сидел, сияя задницей.

Еще раз услышу слово «задница» — левитирую.

— Просто не верится, что он хватал тебя за зад­ницу, — никак не придет в себя Джезз.

Я сосредоточена до мозга костей. Нет. Ни черта. Ни дюйма левитации.

— Мне надо помыть руки. — Я тяну за собой Джезз. — И у меня предчувствие, что тебе тоже.

— А мне? — улыбается Дэйзи.

— Конечно. Все идут в уборную.

Лео, ухмыляясь, встает.

— А ты — нет, — отрезаю я.

— Берегись, — говорит ему Эд. — Ее лучше не злить.

Я слышу его смех, пока не захлопываю дверь в туалет. Но перед тем я тоже не упускаю случая: в последний момент слегка виляю задницей. Видали, мистер? Посидите вот теперь, помечтайте о ле­витации.

— Многозначительно, — хохочет Лео. — Зна­ешь, а она мне нравится.

Пока дверь в туалет не закрылась, мы оба хохо­тали, но теперь я серьезен.

— А мне нет. Я ухожу.

— Даже не думай, — спокойно говорит Лео. — Я хочу провести вечер с Леди-джаз, а ей нужен кто-то для Люси.

— Я не кто-то для Люси.

— Джезз думает иначе.

— А еще она думает, что она телепат. А я ду­маю, что у нее глюки.

— Дэйзи не пойдет без девчонок, — встревает Дилан. — Днем я бросал в нее яйцами и угодил прямо в голову; теперь она злится.

Несколько секунд мы перевариваем услышанное.

― Ну да, забрасывать ее яйцами было глупо, — мямлит Дилан.

― Если что, цветы эффективнее. — Лео накло­няется ко мне через стол. — Подумай. До работы — шесть часов, до классных девчонок, жажду­щих приключений, — два шага. Где нестыковка?

— Мое приключение с этой классной девчонкой окончилось в больнице — вот и вся нестыковка.

— Не лапай ее задницу.

— Я учту, спасибо.

Первое граффити я сделал для нее. На рисунке ныла девчонка: ее кожа манила дорогами, текла ре­ками, жгла пустынями. Автострады начинались на шее и неслись по неведомой стране во все сторо­ны. А в нескольких шагах от девчонки у парня сдох автомобиль: из открытого капота валил дым.

Я работал глубокой ночью с крестами пласты­ря на носу и синячищами под глазами, и плевать мне было на копов. Я даже знал, что скажу, если они вдруг объявятся у меня за спиной. «Аресто­вывайте. Валяйте. Ну же, арестуйте меня».

Но копов не было, и я рисовал, пока не взошло солнце. Хотя даже рассвет в тот день не удался. За­водской дым поглотил все оттенки, и небо висело дымно-белесое.

Я несколько недель ждал случая ее пригласить. Ошивался возле ее шкафчика, подкарауливал до школы, в обед, после занятий. Я даже имя ее гуглил. Нашел на школьном сайте фотку с экскурсии в Национальную галерею. Она стоит перед полот­ном Ротко, и для нее ничего больше не существу­ет, а жалкая точка у нее за спиной — это я, уста­вился на нее, и для меня тоже больше ничего не существует. Я ходил посмотреть привезенного Вермеера, вышел из зала — а тут она. Сплошная жемчужина: глаза, кожа, губы.

Я и в школе с нее глаз не сводил. Она рисова­ла сплетенные человеческие тела. И я мечтал, чтоб наши тела сплелись так же. Мечтал о крошечной стране — веснушке на ее шее. Мне хотелось по­бывать в этой стране и нарисовать увиденное, на­рисовать карту ее кожи во всю стену.

Когда делали проект о Джеффри Смарте, мис­сис Джей посадила нас вместе, и я все смотрел на веснушку, а Люси вдруг оторвалась от книжки и заметила, как я прокладываю маршрут путешест­вия. «Ты чего?» — спросила она.