Лунное дитя - [31]

Долгая темная ночь позади —

Животворящее Солнце, взойди!

Лизе почудилось, что все собрание, слившись в едином жесте, которым Саймон Ифф сопроводил свои последние слова, вдруг воспарило в какие-то невидимые сферы, недоступные се пониманию. Все это показалось ей массовым психозом, и она даже зубами заскрипела при мысли о том, какими же лицемерами должны быть эти пособники дьявола.

Но в тот же миг царившее в зале напряжение схлынуло, как морская волна, набежавшая на песчаный берег. Лиза увидела спешащую к ней девушку.

— Ты была великолепна, сестра! — сказала та, кладя исполосованные шрамами руки ей на плечи. Это была та самая девушка, с которой она говорила ночью.

— Тебе не удалось бежать? — недоуменно пробормотала Лиза.

Ее прервал веселый смех девушки.

— Я прощаю тебе, что ты помешала мне выполнить план — весело сказала та. — Да-да, мне дают план: я должна отваживать пятерых из шести.

Лиза все еще ничего не понимала. Но тут подошла сестра Кибела и поцеловала ее, и Сирил Грей уже был рядом, сообщая ночной девушке, что вообще-то право поцеловать Лизу первым принадлежит ему…

И тут весь мир вокруг нее будто растаял.

Подошел Саймон Ифф, и руки его были раскрыты.

— Поздравляю тебя, сестра, — торжественно произнес он — Со вступлением в наш священный Орден. Ты вполне заслужила этот хитон, который надет на тебе, потому что сполна за него заплатила — помогла другому человеку, не думая, чем это могло обойтись тебе самой. А теперь пора и разговеться!

И, взяв Лизу за руку, он повел ее в трапезную. Все снова расселись по местам, точно в пустом зеркале повторяя вчерашнюю сцену. И, прежде чем Лиза сумела до конца осознать переворот, свершившийся в ее жизни, сестра Кибела поднялась на ноги и провозгласила:

— Что Хочешь, То Делай: вот весь Закон.

Этот завтрак показался Лизе самым вкусным из всего, что она когда-либо ела.

Ее внутреннее напряжение спало; события последних двадцати четырех часов дали мощную реакцию. За эти сутки она успела прожить целую жизнь; можно было и вправду сказать, что она умерла — и родилась заново. Она чувство вала себя маленьким ребенком. Ей хотелось забраться к каждому на колени и прижаться к нему. Детская, чистая вера в человека вдруг вернулась к ней; мир виделся ей таким же простым, каким он видится великим поэтам — ведь в каждом из них живет и радуется вечное дитя. Но больше всего ее удивляло собственное прекрасное самочувствие и энергия. Она пережила трудный, страшный день и ночь, полную адских мучений; и все же она была поразительно бодра, весела, настроение было ровным, а в каждом движении, от улыбки при произнесении слов до глотка кофе из чашки, чувствовались ловкость и легкость.

За этим завтраком все приводило ее в восторг. Она никогда раньше не думала, что даже бутерброд, если воспринимать его правильно, бодрит лучше любого бренди.

После завтрака она не могла передвигаться иначе, как танцуя: ноги сами несли ее. «Танец — или ничего!» — говорила она себе.

Потом она каким-то образом снова очутилась в «часовне ужасов». На алтаре лежал пучок можжевельника, и солнечный свет, проникавший через вершину свода, окрашивал пламенеющие колючки в цвета дня.

За алтарем стоял Саймон Ифф. Сирил Грей стоял по правую, сестра Кибела — по левую руку от Лизы. Они сомкнули над ней свои руки.

— Сейчас мы завершим формальную часть твоего посвящения, — сказал старый маг. — Повторяй за мной: «Я, имярек…»

— Я, Лиза Ла Джуффриа…

— "Торжественно клянусь посвятить себя…»

Лиза повторила.

— «Поиску своего истинного Я в этой жизни».

Точно эхо, отозвался на это голос Лизы.

— Да будет так! — заключили трое остальных.

— Принимаю тебя в Орден, — проговорил Саймон Ифф. — Утверждаю тебя в праве ношения этого хитона, которое ты заслужила; приветствую тебя десницей, положенной свите, и ввожу тебя во врата Великого Делания.

Взяв Лизу за руку и не отпуская, он вывел ее из часовни.

Они прошли через трапезную и вошли в еще не знакомое Лизе помещение. Оно было оборудовано как библиотека, и ничто в нем не напоминало о Магике.

— Это Зал Учебы, — сказал Саймон Ифф, — здесь начинается работа. И, хоть он и выглядит сравнительно безобидно, этот зал в тысячу раз опаснее, чем та часовня, испытание которой ты выдержала с честью.

Лиза села и приготовилась слушать наставление, которое, как она полагала, должно определить всю ее последующую жизнь.

— Брат Сирил! — произнес тогда старый мистик очень серьезно, — я решил продолжать эту работу, и мои меры предосторожности будут во сто крат строже обычного, как если бы мы и вправду могли рассчитывать на поражение, а не на победу.

Но имей в виду, что все, что ты делаешь, не будет иметь смысла до тех пор, пока ты будешь делать это только ради себя самого или ради любящих тебя женщин. Это — победа над тобой не женщины даже, а того эмоционального Хаоса, которому легче всего проникнуть в тебя именно через нее. Пойми, что женщина есть лишь моментальная радость, это даже не поэзия; она — лишь женское начало в приправе к Бытию; и я не собираюсь облегчать тебе жизнь, соглашаясь, что это верно для всех мужчин, а не для одного тебя, слишком увлекшегося этой приправой!