Луна-парк - [45]

Ну, а все остальные?… С любого пункта, где бы они ни находились, из отеля «Терминюс», из «Американскогобара», из лаборатории, из обсерватории, из парижской квартиры или из своего кабинета каждый мог взять и написать Бланш… Вся эта шайка призраков смеет писать Бланш, из плоти и крови, живой, реально существующей Бланш… Жюстен добрался до машины. Он оставил ее на самой высокой части площадки, где ветер без помех кружил огромные свои карусели, но кружились они все медленнее и медленнее, готовые вот-вот остановиться: ветер дул уже из последних сил… Показалась луна, похожая на слабую электрическую лампочку в захудалой гостинице, и розовые отсветы в небе побледнели… Пора закрывать «Луна-парк», спектакль подходил к концу, возможно, за отсутствием зрителей.

Жюстен сел в машину, развернулся… Осторожно спустился по черному, блестевшему в лунном свете шоссе. Гоп-гоп-гоп, гоп-гоп-гоп-гоп… Снова началось! Дохлые лошади гонятся за ним! Жюстен прибавил ходу… Галоп тоже стал чаще. Его ситроен свернул на магистральное шоссе, и чем быстрее шла машина, тем отчетливее, быстрее становился галоп, он приближался, приближался, пока наконец Жюстен не увидел промелькнувший мимо него смерч. Топот замер где-то далеко, впереди… Показались яркие огни… Саклэ [14], научно-исследовательский центр.

Огромная территория, обнесенная высокой белой решеткой, цепь фонарей. Как в лагере, который залит светом, зажженным по соображениям безопасности… Любое живое существо, любой неодушевленный предмет, осмелившийся приблизиться к решетке, оказывался в лучах этого беспощадного света. Странное все-таки впечатление производит свет, горящий в пустоте, горящий ни для кого. Театральный зал без зрителей. Жюстен остановил машину у красного светофора, на перекрестке Крист-де-Саклэ, обернулся: издали огоньки научно-исследовательского центра, расположенного полукругом, напоминали световой пунктир Ниццы вдоль моря. Да, можно было подумать, что там море. Лазурный берег со всеми его развлечениями… Глупо стоять перед светофором и ждать зеленого света, когда встречных машин нет. Было поздно, очень поздно… «Куда же я еду, – подумал Жюстен… – надо полагать, в Париж». Он покинул дом Бланш, даже не заперев дверей, не потушив света, там остались все его вещи, Трильби… Позади него остановился грузовик. Наконец-то дали зеленый свет. Жюстен покатил по широкой пустынной дороге. Мир был пуст… Возможно, там, в Саклэ, мужественные и безымянные Томы рискуют своей жизнью ради нас… Ах, всего много было в «Луна-парке» Бланш: и скромных исследователей, и режиссеров со всемирно известным именем.

На перекрестке Кламар снова красный свет… никого. Только грузовик, который снова его нагнал. Жюстен нетерпеливо ерзал на сиденье, когда вдруг справа, перерезая шоссе, появилась длинная колонна грузовиков. На первом Жюстен отчетливо разглядел выставленный из окошка локоть водителя. Но в остальных, следовавших за ним машинах не было никого! Они шли сами по себе! Жюстен высунулся в окошко… Он уж предпочел бы галоп дохлых лошадей!

– По радару едут… – послышался из высокой кабинки голос шофера, пристроившего свой грузовик рядом с машиной Жюстена, – не дай Бог что разладится. Представляете, а вдруг им вздумается повернуть сюда?

Грузовики шли один за другим, строго соблюдая заданные интервалы. Они были уже далеко, когда зажегся зеленый свет… Шофер грузовика резко рванул машину с места, и огромная белая стена рефрижератора с надписью «Мясо» промелькнула мимо Жюстена.

По обе стороны широкого, ярко освещенного шоссе новый Париж рождался из пелен, из недр земли, из облаков, из человеческого воображения… Куда быстрее построить дома, чем вырастить деревья; до сих пор еще не изобретен способ вытаскивать липы прямо из-под земли за зеленые кудри. Правда, иногда их привозят совсем готовенькими…

Жюстен ехал над Парижем, он видел его только в просветах между домами. Необъятный Париж, напускающий на себя таинственность. Шоссе перешло в узенькую улицу, и все кончилось. Париж втянул в себя Жюстена, и Жюстен очутился под тем колоколом, что образуют над Парижем небеса, – стеклянный колокол, вроде тех, которыми укрывают сыры, и Париж лежал там камамбером, рокфором… под таким колпаком обычно держат на каминной доске часы, где застыло и не движется больше время… или же под ним хранят венец новобрачной или ветку с многоцветными райскими птичками. Париж под небесным колоколом был всем этим, вместе взятым.

Жюстен катил по Парижу. Он был без ума влюблен в Бланш.

Парижские улицы были пустынны. На Монпарнасе длинная вереница такси, яркие огни. Кафе «Купол»… Кафе «Дом»… Жюстену не хотелось ехать к себе, в особнячок неподалеку от Дома инвалидов. Он переночует где-нибудь в гостинице. Там увидим. Что увидим?… Вот это не известно… Он не спеша катил по улицам, раздумывая, где бы остановиться в этот поздний час, выпить чашку горячего молока… Может быть, в кафе Режанс, может быть, на площади Театр-Франсе. Какая странная вещь – Париж… Все эти дома и редкие такси, случайные прохожие – будто вполне естественно находиться в Париже, жить здесь. Они привыкли к Парижу. Так бывает после смерти каждого из нас. Когда нас уже нет, больше нет.