Луна-парк - [38]

Дорогой мой, чудесный мой друг, мне обещано путешествие в некий «Луна-парк», где еще нет посетителей, и я уже наполовину живу среди реальности светил и бесконечности, и вот я поскользнулась о дерьмо. Хуже того, я даже не пытаюсь встать, валяюсь тут со всеми прочими негодными, бесхарактерными, отвратительными существами, не людьми, а тряпками, каковыми являемся мы все, и вдобавок даже неплохо приспособились к дерьму. Но когда мы полетим в лазурь за небесным огнем, быть может, тогда, если только существует Господь Бог, небо рухнет нам па голову. Или, может быть, из глубин пространства выйдут нам навстречу существа мыслящие и великолепные, каковыми, увы, не являемся мы, выйдут, пробив в небесной лазури встречный туннель, и научат нас жить и быть счастливыми.

Короче… Я уезжаю. Пока еще не туда, не в небесную высь Меня заинтересовала нефть. Ее ищут вокруг Парижа, я не раз видела белые столбики нефтяной компании и в лесу и вдоль дорог. Я поеду туда, откуда лучше видно, как вращаются моторы, приводимые в действие людьми, которые вертят нашим миром. Мне дали самолет. Одна частная компания, узнав о моих скромных требованиях, решила не обращать внимания на мое сердце… Мой послужной список достаточно красноречив. Я увижу своими глазами «олимпийские игры страданий». И мне заранее скучно, до того хорошо я знаю, в чем тут дело, до того примитивны все составные элементы, словно мы живем еще в каменном веке, словно сам полет существует еще только в воображении ведьм. Летают-то одни, а создают самолеты другие.

Возможно, меня ждет участь несчастного Икара, который упадет и исчезнет в водах или песках среди всеобщего равнодушия… Рыбак будет по-прежнему рыбачить, хлебопашец – пахать землю, пастух взглянет на небо, даже овцы и те повернутся спиной к утопающему… Ну и пусть, а я все-таки попытаюсь. Я ведь летчик-испытатель.

Друг мой, не сердитесь на меня за то, что в ожидании того, другого путешествия, я покидаю Вас ради теперешнего. Мне необходимо видеть их лица. Видеть, есть ли на них клеймо. Можно ли их узнать на улице. Они там, где война. Там, где война, там неизменно присутствует оскорбленное страдание человека. Кровь призывает кровь, и торжествуют сильнейшие. Я буду в тех краях, где пустыня лижет границы Ливии и Туниса… В пустыне, где кочуют племена, гонимые войной, среди песков, не знающих границ. Оттуда отправлюсь куда будет возможно. Мне необходимо знать… Иначе мне будет слишком страшно. Слишком, слишком страшно, чудовищно страшно.

Прижимаю Вас к своему больному сердцу, и ты ведь знаешь, милый, что пока я жива, я всегда буду просить тебя петь.

Бланш.

Листок дрожал в руках Жюстен. Письмо это не попало по назначению… Где он, муж Бланш? Кто такой муж Бланш? Что он за человек? Какая у него профессия, чем он занимается? Пока я жива, я всегда буду просить тебя петь. Что это означает? Бланш как будто знала, что он, Жюстен, жил Трильби, которую некий человек превратил в безумную королеву соловьев… как будто она говорила так, чтобы ее понял он, Жюстен, что отныне благодаря ей будет рождаться песня в груди, что это она сумеет заставить петь… нет, не всех – «одного» человека. Для этого ей достаточно только существовать на свете. В ней не было ничего от Свенгали, сила ее не мистическая, не потусторонняя. Но ради того, чтобы пленить ее, Бланш, начинает петь соловей, бросая в воздух самую головокружительную из всех своих трелей! А это упоминание об Икаре! Ведь и сам он тоже думал о том, что в наши дни Икар – женщина! И вот она, Бланш, описывает «Падение Икара» Брегеля, ведь это как раз одна из самых любимых его картин! Жюстен представил себе Бланш, представил себе маленькую ногу, выступающую из воды, еле различимую, ее можно не заметить, если не знать, что она написана на картине, где изображен равнодушный мир, ради которого пожертвовал собой человек. А если Бланш упадет со своим самолетом или парашютом в море песка, среди грохота войны? Какая смерть ожидает ее? Когда мы полетим в лазурь за небесным огнем. И снова несоответствие между тем, ради чего он жил, и этим величием, бесконечностью… Но на сей раз мерилом служил великий страх Бланш, чудовищный, отнюдь не метафизический страх. А он в это время занимался Трильби! Бланш на каждом шагу побивала его, ее страх был разумен, справедлив, его не может не ощущать и не выражать любое живое, нормальное существо. Внезапно Жюстен почувствовал себя опустошенным, без единой мысли в голове – ни цели впереди, ни страсти к работе. Он всего-навсего лишь тряпка, безвольное существо, не так-то уж плохо приспособившееся к дерьму, в котором он живет, как и все прочие. С н тяжело поднялся, бережно положил письмо в конверт на письменный стол Бланш, подумал, что, должно быть, она писала его именно здесь, и вышел… Чтобы тут же вернуться обратно!… Вид разоренного, опустошенного сада был ему невыносим. Он не знал, что делать с собой, куда деваться. Может быть, задернуть в спальне занавески и попытаться уснуть? Сначала принять ванну, потом спать. Он пошел в ванную, налил полную ванну воды и вдруг поймал себя на том, что машинально заложил задвижку… Глупо, как будто в доме был кто-нибудь, кроме него! И, желая доказать себе, что это действительно глупо, он не только отодвинул задвижку, но и широко распахнул дверь.