Луна на дне колодца - [11]

Встав из-за стола, Сун Лянь спокойно остановила взгляд на восковожёлтом, слегка отёчном лице Юй Жу:

— Действительно — кто я такая?

Она произнесла это еле слышно, будто разговаривая сама с собой. Потом улыбнулась и, повернувшись, пошла было прочь, но неожиданно обернулась:

— Одному небу известно, кто вы такие.

Её глаза были полны слёз.

Весь день Сун Лянь просидела взаперти у себя. Не открыла даже Янь Эр, приносившей чай. Сидя у окна, она обратила внимание на большие хризантемы, стоявшие на туалетном столике. Они уже завяли и почернели. Вытащив букет из вазы, она собралась выбросить его, но не знала куда: окно плотно закрыто, и открывать его не хотелось. Она расхаживала по комнате с цветами в руках и, поразмыслив, засунула их, в конце концов, в платяной шкаф. За окном снова задул холодный ветер, и дворик постепенно погрузился в нагнанную им темноту.

В дверь постучали. Решив, что это опять Янь Эр, Сун Лянь стукнула в дверь со своей стороны:

— Надоела ты до смерти со своим чаем — не хочу я!

— Это я, Фэй Пу, — донеслось из-за двери.

«Вот уж не думала, что он придёт». Она отперла дверь и прислонилась к косяку:

— Ну, что пришёл?

Волосы Фэй Пу растрепались от ветра, он пригладил их и смущённо улыбнулся:

— Говорят, ты заболела, вот пришёл навестить.

Сун Лянь тихо вздохнула:

— Да уж, если заболеешь, лучше умереть сразу, а то столько хлопот людям.

Тот прошёл прямо к дивану, уселся и, оглядев комнату, неожиданно заявил:

— А я думал, у тебя полно книг…

— Нет ни одной, — развела руками Сун Лянь. — Не нужны мне сейчас книги. — Она продолжала стоять. — Тоже поучать меня пришёл?

— Что ты! — покачал головой Фэй Пу. — У меня, как увижу такое, тут же голова начинает болеть.

— Значит, мирить нас явился? Так в этом нет надобности. Если такую, как я, кто и поругает, так поделом.

Фэй Пу ответил не сразу:

— На самом деле мать не такая уж и скверная, просто от природы упрямая и любит порядок. Не надо с ней ссориться, не стоит того.

Расхаживавшая по комнате Сун Лянь вдруг рассмеялась:

— Да я совсем не хотела ссориться со старшей госпожой, правда. Сама не знаю, что на меня нашло. Ты считаешь, я смешно себя вела, да?

Фэй Пу снова покачал головой, кашлянул и неторопливо проговорил:

— У всех людей так: сами не знают, отчего любят, сердятся, печалятся или радуются.

Как-то само собой получилось, что разговор зашёл о флейте.

— У меня тоже была флейта, — вздохнула Сун Лянь. — Жаль, потеряла.

— Значит, ты тоже умеешь играть? — обрадовался Фэй Пу.

— Нет, не умею. Научиться не успела, а потом её у меня не стало.

— Хочешь познакомлю с моим другом? Он тебя научит. Я и сам у него выучился.

Сун Лянь неопределённо рассмеялась. В это время вошла Янь Эр. Она принесла две чашки киселя из фиников с белыми древесными грибами и подала Фэй Пу первому.

— Смотри, как предана тебе эта служанка, — заметила Сун Лянь. — Просто себя не жалеет, даже сладкое приготовила.

Янь Эр покраснела, как рак, поставила вторую чашку на столик и тут же вышла.

— Эй, Янь Эр, куда же ты! — закричала вслед Сун Лянь. — Старший барчук поговорить с тобой хочет! — И прыснула в ладошку.

Фэй Пу тоже улыбнулся и помешал в чашке серебряной ложкой:

— Слишком ты строга с ней.

— А ты думаешь, она такая уж безропотная? Просто бесстыжая, эта служанка. Чтобы хоть раз не подслушивала за дверью, кто бы ни пришёл! Ещё не известно, какие гадости у неё на уме.

Заметив, что Сун Лянь не в духе, Фэй Пу поспешил сменить тему:

— С детства люблю сладкое, вроде такого вот киселя из фиников. Даже неудобно, все друзья говорят, мол, только женщины любят сладкое.

По-прежнему мрачная Сун Лянь поглаживала свои ногти: продолговатые, намазанные соком бальзамина, они казались какими-то розоватыми чешуйками.

— Эй, ты слушаешь, что я говорю? — донёсся голос Фэй Пу.

— Конечно, слушаю, ты сказал, что женщины любят сладкое, а мужчины — солёное.

Фэй Пу усмехнулся, покачал головой и встал, чтобы откланяться. Перед тем, как уйти, он сказал:

— Интересный ты человек: не догадаешься, что у тебя в душе.

— Вот и ты такой же, — ответила Сун Лянь. — Тоже не пойму, что у тебя внутри.

* * *

В седьмой день двенадцатого месяца у ворот дома Чэнь повесили праздничные фонари: Чэнь Цзоцянь справлял пятидесятилетие. С самого утра в садик дома Чэнь потянулись с поздравлениями родственники и друзья. В чёрном парадном костюме, который преподнёс ему Фэй Пу, Чэнь принимал гостей в гостиной. Стоявшие рядом Юй Жу, Чжо Юнь, Мэй Шань и Сун Лянь вместе с детьми обменивались любезностями с приезжавшими и удалявшимися гостями. В самый разгар приёма вдруг раздался громкий звон. Все повернули головы: от большой, в половину человеческого роста, цветочной вазы остались одни осколки.

Ваза стояла на высокой подставке, и столкнули её бегавшие друг за другом Фэй Лань и И Жун. Оба стояли и растерянно переглядывались, понимая, что набедокурили. Первым пришёл в себя Фэй Лань.

— Это она опрокинула, не я! — указал он на И Жун.

— Ты за мной гонялся, ты и столкнул! — захныкала та, тыча в него пальцем.

Чэнь Цзоцянь переменился в лице и сдержался лишь из-за гостей. Подскочившая Юй Жу негромко, но довольно явственно зашипела: «Грех-то какой, грех!» Она вытащила Фэй Ланя и И Жун во двор и отвесила каждому по оплеухе: «Несчастье одно!» А Фэй Ланя ещё и отпихнула: «А ну, катись отсюда!» Фэй Лань упал на землю и заревел. Его звонкий пронзительный плач услышали в гостиной. Примчавшаяся первой Мэй Шань обняла Фэй Ланя и зыркнула на Юй Жу: