Луна костяной волшебницы - [107]
Мы отстраняемся друг от друга, но прижимаемся лбами, хватая ртом воздух.
– Бастьен… – шепчу я, ожидая, пока мой бешеный пульс замедлится, а дыхание успокоится. Затем откидываю голову назад, чтобы лучше видеть его. – Посмотри на меня.
Он медленно открывает глаза, словно очнувшись от чар, пока я скольжу большими пальцами по его скулам.
– Я люблю тебя, Бастьен. – Мне нужно, чтобы он знал, что наши чувства взаимны. – Я люблю тебя, – повторяю я благоговейным шепотом.
– Аилесса, – шепчет он с нежнейшей улыбкой, продолжая удерживать меня на руках.
Но больше ничего не говорит. Ему это и не нужно. Он осторожно опускает меня на пол, и наши губы вновь соединяются. Только в этот раз нежно, терпеливо, с благоговением. Это напоминает новый танец, но в этот раз он не приведет к смерти, а наполнит хрупкими надеждами на жизнь.
Его губы скользят по моему подбородку и медленно спускаются к ключице. А когда вновь устремляются вверх, то задевают чувствительное место у меня на шее. С губ невольно срывается тихий смех, и я слегка наклоняю голову, чтобы успокоиться. Но тут мой взгляд падает на два рюкзака, прислоненных к стене. Они так забиты, что даже натянулись швы. Я улыбаюсь Бастьену, но ощущаю некоторое недоумение.
– Что там?
Он косится на рюкзаки.
– О, хм, мера предосторожности против мертвых. Оказывается, я не особо полезен в сражении с невидимым противником. – Он морщится, и его лицо мрачнеет. – Драться с Жюли оказалось намного легче.
– С Жюли? – Сердце пропускает удар. – Что случилось?
Бастьен потирает лоб, словно сердится на себя за забывчивость.
– Скованный не сбежал из камеры шахты. Он завладел телом Жюли.
Я напрягаюсь. Никогда не думала, что Скованные способны на такое. Я перевожу взгляд на шток и прикусываю губу. Не знаю, насколько он глубок, но где-то внизу должен находиться мост душ.
– Думаю, я смогу ей помочь. Как только зазвучит песнь сирены, она выманит душу из тела Жюли.
Его брови сходятся на переносице.
– А других вариантов нет?
– Я других не знаю. Но если Скованный останется в ее теле, то впитает весь Огонь ее души. Его можно остановить, только переправив в Подземный мир. – Я сжимаю руку Бастьена. – Я должна попытаться.
Он поджимает губы, раздумывая над моими словами.
– Тогда я помогу тебе.
– Нет! – Мои глаза распахиваются. – Ты даже не видишь мертвых.
– Ну раньше же как-то мы справлялись с этим.
– Я не могу… – Мой желудок сжимается. – Что, если ты умрешь из-за меня?
Он пожимает плечами.
– Мне не впервой сталкиваться с опасностью.
– Я не шучу, Бастьен. Это не очень хорошая идея.
– Аилесса. – Он обхватывает меня за плечи и нежно целует в губы. – Я не оставлю тебя. Ты стоишь этого риска, поверь. Ради тебя я всегда буду готов рискнуть жизнью.
Я медленно выдыхаю и прижимаюсь к нему.
– Кроме того, – шепчет он, касаясь губами моей шеи, – у меня есть четыре бочонка черного пороха.
44. Сабина
Заламывая руки, я расхаживаю по Кастельпонту. Я уже выкопала кости благодати из-под моста и привязала их к ожерелью. А amouré Аилессы должен появиться с минуты на минуту. И останется только дождаться подходящего момента, чтобы схватить его. Но для начала нужно забрать у него карту.
Я потираю кулон из кости золотого шакала, осматривая ближайшие деревья и ночное небо. Серебристая сова исчезла. Но имеет ли это какое-то значение? Если и да, то я не знаю какое.
Я делаю глубокий вдох и тут слышу шаги вдалеке. Я поворачиваюсь к тропинке, ведущей в Довр, и вижу, как Каз появляется из-за поворота. Каз. Именно так он попросил называть его, а его полное имя Казимир, и оно ему очень подходит. Мне все еще не верится, что amouré Аилессы настолько важная персона. Хотя нет, могу. На мой взгляд, он идеально ей подходит.
– Еще раз привет. – Каз тепло улыбается, подходя ко мне.
– Привет, – отвечаю я, пытаясь успокоить внезапно запорхавших в животе бабочек.
Не стоит испытывать к нему нежных чувств, если я собираюсь убить его.
– Я готов.
Он постукивает по рукояти прекрасного меча, выглядывающего из ножен на поясе. А на бедре виднеется еще и кинжал.
– А карта?
– Ах да. – Он достает из кармана сложенный лист пергамента и, передав его мне, поднимает фонарь повыше, чтобы нам стало лучше видно.
Я разворачиваю карту и рассматриваю мелкие рисунки. На одной стороне пергамента изображены разные уровни катакомб и шахт в разрезе, на второй представлены планы четырех основных уровней, в виде отдельных прямоугольников. И ко всем рисункам есть указания на старом галльском. Вот только я не умею читать на нем. Так что мне требуется несколько мгновений, чтобы определить, в каких туннелях я уже побывала на первом и втором уровнях. Но я даже не догадывалась, что под ними есть что-то еще.
– В некоторых местах есть залы и большие камеры, – говорит Каз. – Думаю, стоит начать с них.
Но мое внимание привлек четвертый уровень. В отличие от прямых туннелей наверху, проходы здесь змеевидные, а камеры больше похожи на чернильные кляксы, чем на подготовленные залы для добычи известняка. Может, на четвертом уровне находится сеть пещер?
– Как думаешь, что это такое? – спрашиваю я, указывая на толстую линию над пещерой, которая настолько глубока, что даже не указано ее окончание.
Ад строго взимает плату за право распоряжаться его силой. Не всегда серебром или медью, куда чаще — собственной кровью, плотью или рассудком. Его запретные науки, повелевающие материей и дарующие власть над всесильными демонами, ждут своих неофитов, искушая самоуверенных и алчных, но далеко не всякой студентке Броккенбургского университета суждено дожить до получения императорского патента, позволяющего с полным на то правом именоваться мейстерин хексой — внушающей ужас и почтение госпожой ведьмой. Гораздо больше их погибнет в когтях адских владык, которым они присягнули, вручив свои бессмертные души, в зубах демонов или в поножовщине среди соперничающих ковенов. У Холеры, юной ведьмы из «Сучьей Баталии», есть все основания полагать, что сука-жизнь сводит с ней какие-то свои счеты, иначе не объяснить всех тех неприятностей, что валятся в последнее время на ее голову.
Джан Хун продолжает свое возвышение в Новом мире. Он узнает новые подробности об основателе Секты Забытой Пустоты и пожимает горькие плоды своих действий.
Что такое «Городские сказки»? Это диагноз. Бродить по городу в кромешную темень в полной уверенности, что никто не убьет и не съест, зато во-он в том переулке явно притаилось чудо и надо непременно его найти. Или ехать в пятницу тринадцатого на последней электричке и надеяться, что сейчас заснешь — и уедешь в другой мир, а не просто в депо. Или выпадать в эту самую параллельную реальность каждый раз, когда действительно сильно заблудишься (здесь не было такого квартала, точно не было! Да и воздух как-то иначе пахнет!) — и обещать себе и мирозданию, вконец испугавшись: выйду отсюда — непременно напишу об этом сказку (и находить выход, едва закончив фразу). Постоянно ощущать, что обитаешь не в реальном мире, а на полмиллиметра ниже или выше, и этого вполне достаточно, чтобы могло случиться что угодно, хотя обычно ничего и не происходит.
Главный персонаж — один из немногих уцелевших зрячих, вынужденных бороться за выживание в мире, где по не известным ему причинам доминируют слепые, которых он называет кротами. Его существование представляет собой почти непрерывное бегство. За свою короткую жизнь он успел потерять старшего спутника, научившего его всему, что необходимо для выживания, ставшего его духовным отцом и заронившего в его наивную душу семя мечты о земном рае для зрячих. С тех пор его цель — покинуть заселенный слепыми материк и попасть на остров, где, согласно легендам, можно, наконец, вернуться к «нормальному» существованию.
Между песчаными равнинами Каресии и ледяными пустошами народа раненое раскинулось королевство людей ро. Земли там плодородны, а люди живут в достатке под покровительством Одного Бога, который доволен своей паствой. Но когда люди ро совсем расслабились, упокоенные безмятежностью сытой жизни, войска южных земель не стали зря терять время. Теперь землями ро управляют Семь Сестер, подчиняя правителей волшебством наслаждения и крови. Вскоре они возведут на трон нового бога. Долгая Война в самом разгаре, но на поле боя еще не явился Красный Принц. Все умершие восстанут, а ныне живые падут.
Никогда неизвестно, кто попадёт тебе в руки, вернее, кому попадёшь в руки ты, куда это тебя приведёт, и в кого превратит. Неизвестно, что предстоит сделать для того, чтобы мир не погиб. Неизвестно, как сохранить близких, которых у тебя никогда не было.