Лукьяненко - [14]

— Не дело вы, как я вижу, задумали, не дело! — начал, поправляя усы, атаман. — Станица ваша хорошая, можно сказать, что богатая. По всему округу вы на лучшем счету. Хозяйнуете неплохо, что тут скажешь. Вот и казаков на службу справляете по всей чести — спасибо вам за это мое! — Отечески посмотрев на ивановцев, промокнул «его превосходительство» испарину со лба и спрятал белоснежный платочек. Снова заговорил: — Не одобряю и понять не могу никак. Зачем оно вам, если у вас есть уже и школа церковноприходская, и училища — двух- и пятиклассное. Так, что ли?

Нет, не дело это все, не дело. Хотите, я вам прямо скажу сейчас, что из вашей фантазии выйдет? Разврат будет, вот что. Вы вдумайтесь только — деды ваши были казаки, да еще какие — запорожцы! — Тут Мищенко от умиленья прикрыл глаза, и правая ладонь его потянулась к сердцу. Манжеты накрахмаленной рубашки тихонько хрустнули. — Отцы ваши, вы сами и раньше, и теперь, и потом, на всю свою жизнь казаки, а детей вздумали с верной дороги свернуть. Не знаю, кто это подбил вас на это, но запамятовали вы, что первое наше дело — службу нести, потом на земле сидеть, кормиться с нее. Или вы матушки нашей Екатерины наказ забывать стали?! — Тут генерал всерьез и, судя по всему, не на шутку возвысил голос. Будто и не было вкрадчивых первых слов и недолгих минут того «товариства», которое не совсем еще умерло в среде кубанских казаков-черноморцев со времен самой Сечи.

— Помним, ваше превосходительство, — нестройно и не сразу проронило, тут же смолкнув, несколько голосов.

— Пусть так. Но как это вы, — продолжал Мищенко, склонившись к столу плечами, и золото погон, стало ярче лучей солнца, тускло падавших на малиновый атаманский стол, — как же вы до седых волос дожили, а ума, как вижу, и не набрались?! Да начитаются ваши сыны книжек разных, грамотными станут, допустим, так что же, вы думаете, они землю пахать после этого станут? Да они и от службы носы свои отвернут, дай им только волю!

Нет, вам о господе нашем и вспомнить некогда. А напрасно! Не нами так заведено, не нам и переиначивать на свой лад.

Вам бы лучше церковь поставить — вот мой совет. Новую, большую. Ваша такая малая, что грешно вам перед господом должно быть. Деды ваши не такие были — первое время сами в землянках жили, а на третий год после переселения смогли храм поставить. Так что пожелание мое вам — поезжайте да хорошенько обмозгуйте все…

— Та мы и церкву поставимо, господин атаман, — начал было кто-то робко из середины приунывших станичников.

— Ну, с богом, казаки. — И, как бы не замечая этой несмелой попытки продолжить затянувшийся и ставший давно уже неприятным для него разговор, Мищенко выбрался, прихрамывая, из-за стола, мягко ступая по узорному, похожему на яркие паласовые переметные сумы ковру. Блестящие голенища и носочки сапог соперничали с золотом погон. Он надвигался, покинув свой широченный стол, театрально и эффектно, с ненастоящей, деланной улыбкой, выставив вперед холеные, ухоженные руки. Прежде чем он приблизился, на казаков дохнула дурманная волна духов и дорогих папирос. Генерал стал любезно прощаться, незаметно разворачивая к выходу все еще переминавшихся с ноги на ногу станичных делегатов.

Но упрямая кровь запорожцев заставляла ивановцев подниматься все выше и выше по лестнице полагающихся инстанций. И когда сам наказный атаман Михаил Павлович Бабыч тоже по-отечески, от всей души отказал им в непонятной для него просьбе, когда, казалось бы, все навсегда потеряно и должно быть неминуемо и напрочь забыто, добрались они до самого наместника на Кавказе. И тот «снизошел».

Снизошел, видимо, по случаю празднования тезоименитства наследника престола, «августейшего», как тогда писали, атамана всех казачьих войск. Царский наместник на Кавказе генерал-адъютант, граф Воронцов-Дашков посетил на ту пору Екатеринодар. Не воспользоваться этой последней возможностью уладить свое дело ивановцы не могли. И получили долгожданное разрешение об учреждении в их станице реального училища.

Эти и подобные им истории передавались из уст в уста, и Павлуша, внимательно слушая их, никак не мог понять, почему это генералам да офицерам не по душе была даже сама мысль о том заведении, в котором они с Васильком стали учиться.

Глава третья

РЕАЛЬНОЕ УЧИЛИЩЕ

В ту зиму к новому, 1911 году отец приобрел в городе настольный календарь. Толщиной и величиной он был с большой журнал, стоил пятьдесят копеек. Дорогой Павлуша с Васильком с жадностью набросились на нею. Чего только не было в этом календаре! Напротив страниц с днями недели располагались листы с описанием главных работ, рекомендуемых к выполнению на ту пору. Предсказывалась погода и важнейшие события по Брюсову календарю. Но из всего этого особенный интерес для них представляли народные приметы и предсказания, как узнавать погоду на ближайшие дни, а может быть, и часы. Носит, например, свинья солому в хлев — к холоду, собака без видимой на то причины катается спиной по земле — будет ветер, гуси и утки плещутся в воде — жди дождя, а если кошка жмется к теплой печке — быть холоду. Там было немало и других примет. Часто всей семьей они обсуждали по вечерам все это, многие наблюдения находили верными, но все же с некоторыми утверждениями не соглашались, так как у них не было подтверждений из собственного опыта.