Лукьяненко - [10]

Глава вторая

ВЕЛОСИПЕДИСТЫ

1905 год. Хорошо майским вечером сидеть на завалинке и слушать, как зажужжит тяжелый хрущ, пролетая по своим делам. Еще недавно рушилась на тучные нивы дождем и градом грозная стихия. Вот и сегодня небо приспустилось, цепляясь тучами за верхушки Красного леса. Кажется, что наползают на станицу вместе с ними поздние сумраки. Влажный воздух наполнился запахом грозы, и, словно чувствуя его, звонче запевают сверчки, сливаясь в немолчный хор. Да назойливо звенит и липнет незримый комарик.

Уже в сумерках в Ивановское станичное правление прибежал до смерти перепуганный казак Белый. Зажав в каждой руке по листку искомканной бумаги, он шепотом, озираясь по сторонам и задыхаясь, доложил дежурному:

— Иду я по Красной, значит. Вижу — проехали двое на велосипедах. А кто — разберешь впотьмах разве? Смотрю, по дороге валяется вот это. — И он протянул прокламации дежурному. Тот на миг оторопел, затем, словно очнувшись, выбежал из правления как ошпаренный. Во дворе стояли несколько человек.

— Никто тут не проходил? Или проехал, может, кто? Вы ж тут стояли?

— Никого не было.

— А на велосипедах двое проехали — не видел, что ли? — перебил безусого парня урядник.

Дежурный продолжал допытываться:

— А кто такие, не заметили? Станичные?

— Да один — учитель, кажись, наш, Дудка Василий Давыдович. Другой — хлопец. Не знаю только, чей он.

— Карпова, урядника, сын, вот чей. В гимназии, слышал, учится, — вступил в разговор третий казак, до этого молчавший.

— Павлушка, что ли? — радостно-зло вопросил наконец дежурный. — Мало ему отец чертей давал, видно. Я б его выучил — шкура б лопалась!..

Тут все повернулись на шаги, раздавшиеся со стороны церкви. Это спешил казак Кобицкий. Он также доставил в правление подобранную им прокламацию. И тоже после проезда на велосипеде Дудки.

Не успели озадаченные казаки прийти в себя, как к правлению подъехал сам Дудка. Он не спеша слез с велосипеда, приблизился к дежурному и начал так:

— Вы тут сидите, а по Красной листки какие-то разбросаны вот сейчас. Думаю, что некому их у нас подбросить, кроме девок. Они только что к дому Гладкого пошли гурьбой. Не теряйте ни минуты, а мигом схватите их всех.

— Какие девки? — все еще не веря ни в появление самого Дудки, ни вообще в то, что все это случилось в в какие-то считанные минуты, чуть ли не простонал дежурный. Он уже успел сообразить, что дело это очень поганое. Наедут теперь из отдела, да жандармы нагрянут — и пошел кавардак. Затаскают по судам. Мороки не оберешься!

На всякий случай он послал обход к дому Гладкого. Направились туда четыре казака. Однако ни единой души ни на улице, ни у дома названного казака они не встретили; Разве что вот учитель Дудка проехал с гимназистом, так они не в счет. Но, осмотревшись, возле дома Гладкого обнаружили множество белых листков. А когда, озадаченные таким поворотом событий, возвращались к правлению, то по дороге во многих местах наткнулись на разбросанные чьей-то рукой такие же листки. Кое-где они обнаружили целые пачки…

Около трех месяцев тянулось разбирательство. Наконец дело было закрыто, и рука чиновника вывела последние буквы документа, который начинался словами:

«Кубанское областное жандармское управление. 10 сентября 1905 г., № 599, г. Екатеринодар. Секретно.

Сего числа за № 598 направлено Прокурору Екатеринодарского окружного Суда. Закончено дознание по делу о разброске прокламаций 23 мая 1905 года в станице Ивановской».

Далее изложен ход событий, а заканчивался текст так:

«На допросе в качестве обвиняемых по 129 ст. Дудка и Карпов виновными себя не признали и заявили, что никаких прокламаций они не видели и не разбрасывали. Оба обвиняемых отданы под особый надзор полиции — Дудка — в станице Ивановской, а Карпов — в г. Екатеринодаре».

Загадочная эта история в тихой станице Ивановской, случай с гимназистом и местным школьным учителем, не менее таинственные белые листки на улицах — все это породило в среде станичного населения различные толки. Долго еще среди народа ходили слухи о неких злоумышленниках.

Пантелеймон Тимофеевич узнал обо всем этом на другой же день после происшествия, но домашним своим и вида не подал. «Время не такое настало, — думал он. — Не болтать же теперь на всех перекрестках по такому случаю». В станице и без того в последнее время только и разговоров было, что о большом митинге в городе на Сенном базаре, что все это потом окончилось политической демонстрацией с выступлением ораторов. Затем было шествие с венками, красными лентами и флагами. Власти бросили казаков, и те разогнали демонстрантов. Война с японцами довела народ до крайности. Еще в прошлом, четвертом, году в Екатеринодаре начались забастовки рабочих. Ходят слухи, что все это организуют социал-демократы. Они же за Кубанью стали устраивать маевки, в тайных типографиях печатать листовки. Одну такую подобрал и он сам однажды, когда ездил в город. Ему запомнилось, что начиналась она словами: «Довольно гнуть свои спины!» Расскажи он все это жинке или старшим дочкам, а те — к соседям, ну и пойдет куда следует. Что тогда? Время сейчас беспокойное очень. Говорят, казаки в Новороссийске отказались стрелять в рабочих. На Черном море матросы подняли восстание, и броненосец «Потемкин» ушел в Румынию под красным флагом… Вот они и рыщут, жандармы, ишь как навадились в станицу — ни свет ни заря, а они тут как тут, не сидится им в Славянской…