Лукреция с Воробьевых гор - [35]

— Такого лета еще не было в моей жизни, — признавался Игорь. — Оно какое-то… вдохновенное.

То, что накатило на моего урбанизированного супруга, иначе как вдохновением не назовешь. Он косил, копался в земле, ходил с папой на рыбалку. Даже пробовал разговаривать с соседями и родней о политике и жизни, как моя сестрица, но у него плохо получалось.

Я была так рада, когда у них с отцом установились дружеские отношения и от недавней отчужденности не осталось и следа.

— Ну вот и исполнилась твоя мечта, Иноземцев. Ты очутился в самой гуще народной жизни и даже в нее окунулся, — посмеивалась я над мужем.

Мы сидели уютным летним вечером на краю высокого обрыва и как завороженные смотрели на воду. Мимо проплыл маленький белый катерок. На палубе гремела музыка и два матросика с завистью пялились на нас. Потом долго тащилась тяжелая, груженная песком баржа.

— Да, представь, и очень счастлив, ехидное создание, — сердито дергал меня за косу Игорь. — И за что меня бог наказал такой женкой? Мне нужна простая, сердечная, чтоб даже читать не умела, а только преданно заглядывала в глаза…

— Где ты такую дурочку нынче найдешь? Размечтался!

Он растягивался на траве, положив голову на мои колени, тяжко вздыхал:

— Найти не найду, но позволь хотя бы помечтать.

Долгими летними вечерами мы любили бродить по тихим, совершенно безлюдным улочкам городка. Обыватели рано ложились спать, только табунки молодежи и парочки изредка попадались навстречу. Игорь то и дело останавливался полюбоваться каким-нибудь старинным деревянным особнячком с кружевными наличниками на окнах, с высоким крыльцом и мезонином.

— «Вот оно, глупое счастье, с белыми окнами в сад», — не читал, а распевал он с восторгом. — Непременно в сад, слышишь?

— Наверное, в прошлой своей жизни ты родился в таком деревянном особнячке. Служил учителем в гимназии или чиновником в земстве. Поэтому у тебя вдруг пробудилась ностальгия.

— Все может быть. Но едва ли нам дано прожить несколько жизней. В том-то и трагедия, что нам дана одна попытка, случайная, быстротечная, — грустно размышлял он.

Кто был касимовским архитектором примерно сто лет назад, давно позабыли. Но свой след на земле он оставил. Его деревянные особнячки были бы ничем не примечательными, просто уютными и удобными для житья, если бы не пристрастие уездного зодчего к архитектурным излишествам — башенкам.

Он обязательно водружал над своими строениями башенку, которая вовсе не выглядела нелепо, а органично вписывалась в общую картину и радовала глаз, как первая зелень весной. Башенок осталось много, и мы издалека их замечали.

— Еще одна! — торжественно провозглашал Игорь, и мы целовались, стоя прямо посреди улицы.

Но наш Касимов не только деревянный. Каменные торговые ряды не хуже калужских, если их, конечно, отреставрировать и привести в божеский вид. В центре сохранились здания, которые сделали бы честь и столице.

— Вот здесь снимали фильм «Ревизор», — гордо демонстрировала я Игорю роскошную старинную усадьбу. — Перед этим дом спешно покрасили, побелили, сделали косметический ремонт.

В Касимове достопримечательностей немало. В полуразвалившемся сером строении, похожем на казарму, в 1812 году располагался госпиталь, точнее, лазарет, в котором служил доктором отец Достоевского. А какие купцы и купчины живали в Касимове! И чудаки, и самодуры, и меценаты, и таланты.

Этот уездный городок произвел на Иноземцева ошеломляющее впечатление. Ему впервые пришло в голову, что таких городов в России сотни. Раньше горизонт Игоря ограничивался Москвой, Московской областью и Питером. И он не мог не познакомить с открывшимся ему чудом своего друга, такого же невежественного парня, живущего в ограниченном пространстве обеих столиц.

Бабушка согласилась, и мы тут же пригласили Сержа на неделю. Чуть ли не на следующий день он приехал в Касимов.

— Началось какое-то массовое хождение в народ, — изрек Игорь, когда встречали Сержа на вокзале.

— Я приехал сюда с твердым намерением подыскать себе дом, — сообщил сияющий Сержик, раскрывая нам объятия. — Родители долго сопротивлялись, но в конце концов сдались и выкладывают деньги на бочку.

Он тоже был счастлив в это лето. Во-первых, началась новая эпоха в его жизни: он получил диплом и свободу. Такая была договоренность между ним и предками. Впервые в жизни его отпустили в такое дальнее путешествие одного, правда, с условием звонить ежедневно.

В первый же вечер Серж не удержался и поделился, к моему ужасу, своей затаенной мечтой с бабушкой и папой. Он просил бабушку присмотреть ему дом где-нибудь на окраине, с большим участком, где бы он мог уже весной посадить зерновые, а осенью, обмолотив, испечь своими руками хлеб.

У меня сердце в пятки ушло, боялась взглянуть на лица бабули и отца. Сама я не находила в его мечтах ничего смешного или странного, но подозревала, что нормальным, здравомыслящим людям Сережка может показаться сумасшедшим.

Первой откликнулась бабушка. Я, не веря своим ушам, слушала.

— Сереженька, день и ночь буду стеречь. Как только появится продажный дом, тут же позвоню Васе, тебе передадут. Весной мой племянник-тракторист тебе все вспашет, семена Яша достанет…