Луковица - [30]

На самом же деле дипломатия – это умение людей, обладающих властью в конкретном государстве (людей этих мы можем знать, а можем и не знать), использовать внутриполитический контекст, внешнеполитический контекст и контекст общемировой в своих интересах. Накладывая эти контексты друг на друга, разбивая их на части и складывая из этих фрагментов различные комбинации, персонифицированное в тех или иных исторических деятелях государство создает новую реальность, в которой его доводы (выговариваемые в словах, что очень важно, ибо государство описывает нам себя при помощи слов) обретают значение, становятся некоей очевидностью, превращаются в нечто осязаемое, чуть ли не материальное, а доводы противника теряют свою силу, причем бывает так, что они теряют силу даже в его собственных глазах.

Искусство манипулирования историческим и вытекающим из него политическим контекстом (зачастую это одно и то же) и является тем, что мы имеем в виду, говоря о "дипломатии". Научиться этому нельзя. С этим умением следует родиться, совершенно так же, как некоторые с рождения обладают инстинктом власти. Распространеннейшее мнение, что искусству власти или искусству дипломатии можно научиться, является в свою очередь одним из проявлений манипуляции. Манипуляции нами.

То, что происходит между государствами, больше всего похоже на игру, игра эта грандиозна, гоударства прилагают колоссальные усилия для того, чтобы выстроить свою, отличную от других реальность и в этой новой реальности вещи обретают иное значение и явления наполняются новым смыслом. Государства расхватают куски старой реальности и наперегонки складывают из них новую, самое важное в этой игре вовсе не некие "ресурсы" и уж совершенно точно не такая чепуха как "деньги", самое главное для государства – это время. Время – вот то, за что государство отдаст все сокровища мира, время – вот то, чего государству всегда не хватает, время – вот то, чего одно государство старается лишить другое. Время – вот главная ценность нашего бренного мира.

В той игре, что велась в мире в период, называемый нами Первой Мировой Войной, европейцы пытались использовать Америку в своих интересах, Америка же пыталась использовать к своей выгоде то, что ее хотят использовать. Карты, которыми играли участники, лежали на столе и лежали открыто – каждый мог видеть, что у кого на руках, вопрос был вовсе не в этом, главное было в другом – какая масть считается козырной. Борьба велась именно за это. Все, как всегда. "Same old shit." Важен не набор карт на руках, не их комбинация, важно сделать так, чтобы наша шестерка стала козырной, а ваш туз – нет. Вот и все. В этом и состоит искусство дипломатии. Именно здесь лежат истоки недоумения по поводу того, каким образом полуграмотный Хрущев обошел утонченного Джей Эф Кей на повороте во время Карибского кризиса. Хрущев был хорошим дипломатом, а Кеннеди плохим, вот вам и вся дипломатия.

Точно так же и в намерениях полковника Хауса не было никакой тайны. Ни для немцев, ни для англичан. Он лавировал между ними, а они эти уловки пытались использовать в игре между собой. Вот то, к чему стремилась Америка – было ясно, что, если уж ей позволили стать участником игры, то какие-то преференции она из этого извлечет, было также ясно, что преференции эти будут ей дарованы победителем, преференции же являются преференциями ТОЛЬКО И ТОЛЬКО в том случае, если мы берем их сами и берем силой. Преференции это то, что государства называют своими "интересами". Интересы, которые нам дарит другое государство, нашими интересами не являются ни в малейшей степени, это каждому дураку понятно. "Бери то, что нам негоже." Для отстаивания собственных "интересов" государству помимо прочего нужна еще и армия. Создать армию может только война. И вот здесь и появляется на свет то, что мы называем дипломатией, дело в том, что армию можно строить как на своей, так и на чужой войне. Это тоже понимают все, тут хитрости никакой нет.

Для того, чтобы немцы и англичане, воюя между собой, позволили Америке создать собственную армию, нужно было сделать так, чтобы кто-то из них был ВЫНУЖДЕН это сделать. Делов-то! Хаусу теперь оставалась самая малость – усилить одну из воюющих сторон с тем, чтобы другая сторона, ощутив не просто опасность, но близость поражения, позволила Америке создать армию и попыталась бы использовать эту армию к своей выгоде. УСИЛИВАЕМ ОДНУ СТОРОНУ, А ВОЮЕМ НА ДРУГОЙ. И Америка именно этим и занималась. Когда Англия в феврале 17-го при помощи Русской Революции резко ослабила Россию, Хаус тут же увидел в этом возможность вынудить Англию не только к тому, чтобы та позволила американцам заиметь армию, но и к тому, что Англия окажется перед необходимостью позволить этой армии воевать на своей стороне в Европе. Как только Англия решила Россию опустить, Хаус решил Германию поднять. Для этого полковнику и понадобился Троцкий.

Луковица – 27

В перестройку, в начавшейся и просто непредставимой сегодня пропагандистской вакханалии, которой сводили с ума трехсотмиллионный народ, среди прочих завиральных идей была озвучена и точка зрения маргинального в те годы "русского национализма" на события начала ХХ века. По вполне понятным причинам, в основе которых лежала та самая маргинальность, "русский национализм" декларировал (в вопрос, насколько искренне, мы сейчас углубляться не будем), что все, что происходило в мире в 1917 году, крутилось вокруг оси, которая называлась Россия, и что все мировые силы сошлись в схватке между собою, борясь за сомнительную честь как можно больше несчастной России насолить. Это не совсем так, а, если быть точным, то и вовсе не так. Суровая правда жизни состоит в том, что в начале 1917 года Россия, как независимое государство, была выведена из борьбы за место под солнцем, и если и представляла из себя интерес, то только и исключительно в немецком контексте. Самостоятельного, русского, так сказать, значения, Россия не имела и иметь не могла. И причина тому была банальна донельзя – России просто больше не было. Ни в каком смысле. То, что появившееся на месте России, на некоем, как сегодня принято выражаться, "геополитическом пространстве", НОВОЕ государство продолжало по инерции называть себя "Россией", Россией его не делало ни в малейшей степени. Точно то же положение существует и сегодня, когда уже "РФ" узурпирует и мусолит святое для каждого русского слово "Россия". И точно так же как и тогда, в 1917 году, сегодняшняя "РФ" самостоятельного значения не имеет и иметь не может, вместе с независимостью была отдана и возможность самим определять свою судьбу, тогдашняя "республика" и сегодняшняя "федерация" ценны лишь как гирька, которую бросает на чашу весов чужая, не русская рука.