Лук для дочери маркграфа - [12]
— Моя жена не выносит общества, а я не выношу сплетен, — шепнул Оллард, передавая Такко супницу. — Поэтому мы ужинаем без слуг. И не разговариваем за столом.
Лучник пожал плечами. Он-то был здесь куда более чужим, чем любой из прислуги, не говоря о няне Агнет, которой тоже не было за столом. Похоже, рождение дочери сказалось не только на телесном здоровье маркграфини. Впрочем, причуды госпожи Малвайн волновали его меньше всего: в ушах ещё стоял звон мечей, которые он перебирал полдня, а с первым глотком супа способность связно мыслить окончательно его покинула.
Несмотря на то, что Такко вознамерился попробовать каждое из блюд и преуспел в этом, он справился с ужином быстрее всех и первым поднялся из-за стола по молчаливому кивку Олларда. Желудок раздулся, как рыбий пузырь. Лучник и не помнил, когда в последний раз ужинал столь плотно. Суп был густым и сытным, тушёные овощи — нежными, пирожки с яблочным повидлом были щедро сдобрены пряностями, а земляничное вино оказалось сладким и таким ароматным, что Такко наполнял кубок чаще, чем следовало. К концу ужина в ушах шумело, и его отчаянно клонило в сон.
В холле он остановился перед часами. Ничего особенного, обычные часы с потемневшей от времени медной стрелкой и крупными цифрами. Маятник в виде позеленевшего солнечного диска переливал с края на край отблески свечей в таких же мутных подсвечниках. Такко прислушался к тишине в столовой и быстро открыл дверцу, чтобы рассмотреть механизм поближе. На пальцах осталась пыль. Такко невольно вспомнил, как сияла медная и серебряная утварь в отцовском доме: тот не считал зазорным лично осматривать каждую мелочь и жестоко выговаривал слугам за малейшую неопрятность.
Он аккуратно прикрыл дверцу и отряхнул руки. Интересно, что превратило Малвайн Оллард из безупречной хозяйки в безучастного наблюдателя? Женщина с нездешними глазами, преобразившая замок из суровой крепости в уютное гнёздышко, определённо заслуживала лучшей участи. Такко много раз видел умалишённых на улицах. В одном из городов чья-то богатая вдова даже устроила дом призрения, и они с Вереном ходили смотреть, как обитатели гуляют по саду, бормоча себе под нос и размахивая руками, а местные мальчишки швыряют через забор камни и комья грязи. Он тогда не смог представить себе худшей участи, но равнодушие, окутавшее Малвайн, выглядело несравнимо страшнее.
На площадке второго этажа под ногами неприятно хрустнул песок — как в дешёвом трактире, где подметают хорошо если раз в неделю. Такко прошёл в спальню, не зажигая свечи, и рухнул на постель. Руки и спина ныли после упражнений с мечами, длиной бывшими немногим меньше его самого. С усталым вздохом он поднялся стащить сапоги и недоуменно уставился на подошву, к которой прилипли серые крупинки. Снег? Белый песок? Он поддел одну из крупинок, осмотрел и, наконец, попробовал на язык. Соль.
Думать, кто и зачем рассыпал соль на втором этаже, не было сил. Тонкие простыни хранили едва уловимый цветочный аромат, из окна тянуло свежестью, запахом роз и мокрого сада. Такко задул свечу, потянулся расшнуровать ворот рубахи, но не удержал равновесие, свалился на подушку и так и заснул, стиснув в руке льняное полотно.
Не услышав ни боя часов, ни как по западному коридору проследовала едва различимая в полумраке фигура.
6. Поединок на лестнице
С утра дождь зарядил с новой силой и лил два дня, словно насмехаясь над крестьянами, спешившими собрать урожай. Как ни хотелось Такко побыстрее осмотреть окрестности, вылазка откладывалась: когда с неба льёт как из ведра, много не увидишь. Зато под шелест потоков воды по кровле было особенно приятно разбирать сокровища оружейной. За распахнутыми настежь окнами стелился мягкий сумрак, а со двора снова пахло цветами.
В замке жили сельским укладом: семья собиралась за столом только за ужином, и с утра Такко был предоставлен самому себе. В другом месте он проводил бы дождливые дни на кухне, где жаркий очаг и близость кладовой неизменно собирают лучших рассказчиков и слушал бы легенды о принятых замком сражениях. Историю разрытых могил, мысли о которой не покидали Такко, здесь тоже наверняка знали лучше, чем в городе. Но слуги оказались на редкость неразговорчивы. Никто не спешил ни расспрашивать гостя о соседних городах, ни делиться своими историями.
За два дня Такко облазал главную башню и западное крыло. На всех ярусах было пусто и пыльно. Двери, за редким исключением, были заперты, а те комнаты, куда удалось попасть, встретили незваного гостя затхлым запахом и равнодушием затянутой в чехлы мебели. На полах лежал толстый слой пыли, углы были заплетены паутиной, а ставни почти не пропускали свет. От скуки он рассмотрел старинные портреты в восточном коридоре: у всех мужчин были те же резкие и острые черты, что у маркграфа. Будто один и тот же хранитель рода раз за разом возрождался в своих потомках. Агнет со своими мягкими чертами и широкими скулами была совсем не похожа на отца. Лишь упрямый подбородок и манера держаться указывали на то, что девочка станет достойной наследницей своего рода.
Такко бродил по коридорам и залам, касался древних стен, и каменная громада замка завораживала его. Иные люди не выносили близости камня. Такко доводилось встречать воинов, избегавших сторожевых башен: ночами им казалось, что валуны в стенах говорят друг с другом. Сам он никогда не знал подобных страхов. Коридоры и залы напоминали подземные ходы и пещеры, которые он увлечённо исследовал в детстве; отец обломал не одну хворостину, пытаясь предостеречь сына-непоседу от обвалов и неверных троп, но Такко если уж брал что-то себе в голову, то не отступался и научился чувствовать себя в каменной толще почти столь же уверенно, как на поверхности.
Март — тюремный лекарь, знающий всё о том, как заставить человека подольше страдать под пыткой. Он любит свою работу и считает её высоким искусством. Всё идёт гладко, пока в его руки не попадает загадочный пленник. Вслед за ним лекарь оказывается втянут то в дворцовые интриги, то в сражения с неведомыми силами, и всякий раз успевает снабдить героя целебным снадобьем и в меру добрым советом.Метки: Приключения, тюрьмы/темницы, пытки, вымышленная география, насилие, фэнтези, вымышленные существа.Все локации выдуманы, географические названия никак не связаны с реально существовавшими местами.Март внезапно перекочевал в новую работу замечательного автора Arbiter Gaius.
О северных рубежах Империи говорят разное, но императорский сотник и его воины не боятся сказок. Им велено навести на Севере порядок, а заодно расширить имперские границы. Вот только местный барон отчего-то не спешит помогать, зато его красавица-жена, напротив, очень любезна. Жажда власти, интересы столицы и северных вождей, любовь и месть — всё свяжется в тугой узел, и никто не знает, на чьём горле он затянется.Метки: война, средневековье, вымышленная география, псевдоисторический сеттинг, драма.Примечания автора:Карта: https://vk.com/photo-165182648_456239382Можно читать как вторую часть «Лука для дочери маркграфа».
Слово «викинг» вероятнее всего произошло от древнескандинавского глагола «vikja», что означает «поворачивать», «покидать», «отклоняться». Таким образом, викинги – это люди, порвавшие с привычным жизненным укладом. Это изгои, покинувшие родину и отправившиеся в морской поход, чтобы добыть средства к существованию. История изгоев, покинувших родные фьорды, чтобы жечь, убивать, захватывать богатейшие города Европы полна жестокости, предательств, вероломных убийств, но есть в ней место и мрачному величию, отчаянному северному мужеству и любви.
Профессор истории Огаст Крей собрал и обобщил рассказы и свидетельства участников Первого крестового похода (1096–1099 гг.) от речи папы римского Урбана II на Клермонском соборе до взятия Иерусалима в единое увлекательное повествование. В книге представлены обширные фрагменты из «Деяний франков», «Иерусалимской истории» Фульхерия Шартрского, хроники Раймунда Ажильского, «Алексиады» Анны Комнин, посланий и писем времен похода. Все эти свидетельства, написанные служителями церкви, рыцарями-крестоносцами, владетельными князьями и герцогами, воссоздают дух эпохи и знакомят читателя с историей завоевания Иерусалима, обретения особо почитаемых реликвий, а также легендами и преданиями Святой земли.
Биологическое оружие пытались применять еще в древнем Риме, когда при осаде городов за крепостные стены перебрасывались трупы умерших от чумы, чтобы вызвать эпидемию среди защитников. Аналогичным образом поступали в средневековой Европе. В середине 1920-х, впервые в мире, группа советских бактериологов приступило к созданию биологического оружия. Поздним летом 1942 года оно впервые было применено под Сталинградом. Вторая попытка была в 1943 году в Крыму. Впрочем, Сталин так и не решился на его масштабное использование.
В 2016 году Центральный архив ФСБ, Государственный архив Российской Федерации, Российский государственный военный архив разрешили (!) российско-американской журналистке Л. Паршиной и французскому журналисту Ж.-К. Бризару ознакомиться с секретными материалами. Авторы, основываясь на документах и воспоминаниях свидетелей и проведя во главе с французским судмедэкспертом Филиппом Шарлье (исследовал останки Жанны Д’Арк, идентифицировал череп Генриха IV и т. п.) официальную экспертизу зубов Гитлера, сделали научное историческое открытие, которое зафиксировано и признано международным научным сообществом. О том, как, где и когда умер Гитлер, читайте в книге! Книга «Смерть Гитлера» издана уже в 37 странах мира.
Мы едим по нескольку раз в день, мы изобретаем новые блюда и совершенствуем способы приготовления старых, мы изучаем кулинарное искусство и пробуем кухню других стран и континентов, но при этом даже не обращаем внимания на то, как тесно история еды связана с историей цивилизации. Кажется, что и нет никакой связи и у еды нет никакой истории. На самом деле история есть – и еще какая! Наша еда эволюционировала, то есть развивалась вместе с нами. Между куском мяса, случайно упавшим в костер в незапамятные времена и современным стриплойном существует огромная разница, и в то же время между ними сквозь века и тысячелетия прослеживается родственная связь.
Ирландский рыцарь Кормак Фицджеффри вернулся в государства крестоносцев на Святой Земле и узнал, что его брат по оружию предательски убит. Месть — вот всё, что осталось кельту: виновный в смерти его друга умрет, будь он даже византийским императором.