Луи Пастер. Его жизнь и научная деятельность - [30]
Благодаря этим особенностям 260 мемуаров, сообщений, заметок, книг, статей Пастера представляют одно связное целое, одно “творение” – “oeuvre”, как выражаются французы. Это – разработка одной основной идеи, но охватывающей и объясняющей самые разнообразные группы явлений.
ГЛАВА X. ПОСЛЕДНЯЯ РАБОТА
Колоссальнейшая революция в самых основах врачебной науки за тридцать веков ее существования произведена человеком, чуждым врачебной профессии,– Пастером.
Бруардель
“Какие надежды охватили меня, когда я угадал законы в этих темных явлениях!” – говорил Пастер, вспоминая о своих первых работах над брожением.
Не Бог знает сколько времени прошло с 1857-го до начала 80-х годов, но много воды утекло с тех пор; совершалась великая революция в воззрениях, рой новых идей был пущен в оборот.
Надежды исполнились, законы были открыты, “темные” явления объяснены. В 80-х годах идеи Пастера сказывались всюду. Доктора ухватились за бактериологию, агрономы начинали работы над почвенными микробами, хирурги, санитары, гигиенисты, техники применяли на практике то, что уже дала теория. Микробы, бактерии, бациллы, спириллы, кокки, микрококки, вакцина, вирус, тохины, антитоксины, инфекция, дезинфекция, пастеризация, асептика, антисептика, аэробы, анаэробы, иммунитет… Весь этот словарь бактериологии, все эти термины– частью новые, частью старые, но получившие новое значение – вошли в обиход, стали ходячими.
Умри Пастер в это время, его значение в истории науки осталось бы таким же, как и теперь. Работа его была закончена в главном: новый метод выработан, основы его установлены.
Но он сделал еще один шаг вперед в приложении метода,– эта последняя работа доставила ему почти легендарную славу в толпе, в массе, в большой публике; она же вызвала последний и самый остервенелый залп ругани, лая и визга со стороны рутинеров и мелких душ, ничтожество которых решительно не могло переварить такого величия.
С 1880 года Пастер принялся за изучение бешенства. К этому времени его лаборатория на улице Ульм превратилась в настоящий зверинец. Посетитель, входя в комнаты нижнего этажа, испытывал не совсем приятное впечатление. Повсюду в клетках виднеются животные,– и почти все корчатся в муках. Кролики издыхают от сибирской язвы или гнилокровия; куры сонные, вялые, как осенние мухи, изнемогают от холеры; раздается вой – ужасный, зловещий, полный невыразимой тоски, злобы, отчаяния,– вой, которого не забудет тот, кто раз услыхал его,– это собака, зараженная бешенством, неистовствует за железной решеткой. Все это жертвы, осужденные на заклание ради облегчения страданий человечества. Что делать: в нашем мудро устроенном мире никакое благо не делается даром – кто-нибудь да поплатится, хорошо еще, если только собака да морские свинки!
Каждый день трупы относятся наверх для исследования. Среди них на столе можно увидеть иной раз и живую собаку со связанными лапами, с обезумевшими от страха глазами, дрожащую в ожидании чего-то скверного… Ей предстоит вивисекция, вскрытие заживо; но следует заметить: Пастер никогда не производил вивисекции, не захлороформировав животное. Больше ничего не мог он сделать – разве отказаться от опытов, а с тем вместе от надежды избавить людей от ужасных бедствий. Тем не менее, и на его долю досталось немало нападок со стороны “антививисекционистов” – сердобольных барынь и болтунов, не упускающих случая выразить свою гуманность громко, дешево и сердито.
Луи Пастер в лаборатории.
Лаборатория Пастера значительно расширилась; ему отвели дополнительную пристройку, где была развернута бактериологическая станция.
Росла его слава, значение, влияние в науке – умножались и житейские успехи: награды и оклады, почет и материальное благополучие. В 1878 году получил он “grand officier” Почетного легиона, а в 1883-м – “Большой крест” (Grand croix), высшую степень этого ордена. В 1882 году попал он в бессмертные, в действительные члены Французской Академии (членом-корреспондентом Пастер состоял с 1862 года) – на место Литтре. По обычаю он должен был сказать речь в похвалу своему предшественнику и в свою очередь выслушать приветствие, в данном случае от Ренана. Спиритуалист Пастер, позитивист Литтре и “нечестивый скептик” Ренан – такое сочетание имен не могло не привлечь внимания публики. Ожидали даже баталии, речей более пылких, чем допускается правилами академической чопорности. Баталии не было. Пастер изложил свое спиритуалистическое profession de foi [6] в самых общих выражениях. Суть его речи состояла в том, что наука не может “разрешить всех проблем, возникающих перед человеческим умом”. Мы не в силах понять бесконечность. Бесполезно раздвигать границы мира, говорить: “за ними опять бесконечные пространства, времена, величины. Никто не понимает этих слов”. Это понятие о бесконечности, “l'infini”,– основа, фундамент клерикальных взглядов Пастера. Каким образом вывести из этого чисто отрицательного понятия вполне положительную систему воззрений, до папской туфли включительно,– систему, относящуюся не к метафизической стороне мира, а к реальным явлениям, житейским делам, поступкам и прочему,– этого он не объяснил академикам.
